— Я знаю, Павел Карлович: ваш блестящий маневр, насколько я помню, разыгрывался генеральным штабом? — нарочно солгал Рачков.
В это время писарь принес депеши, и, взглянув на одну из них, Рачков воскликнул:
— Это ужасно!
— О, да, для японцев это было ужасно! — подтвердил Ренненкампф.
— Да не то вовсе, Павел Карлович! — почти сердито воскликнул генерал-квартирмейстер. — Я говорю о донесении штаба третьего корпуса: двадцать восьмая дивизия разбита, а ее сто двенадцатый пехотный уральский полк совершенно уничтожен!
Генерал-квартирмейстер протянул донесение Ренненкампфу, и последний полез в карман за очками.
— Я не понимаю, почему бездействует Хан-Нахичеванский?! В его распоряжении свыше двадцати пяти тысяч сабель, а за два километра от его штаба истребляют русскую пехоту. Он великолепно слышит стрельбу, но на выручку идти не хочет; возмутительно, черт возьми!
— Справедлив ваш гнев, генерал! — безотносительно произнес Ренненкампф, оседлавший очками собственный нос.
Однако ему не представился случай прочитать донесение третьего корпуса, ибо по его специальному приглашению вошел старший повар штаба армии с головою, похожей на арбуз. Повар был одет во все белое, на голове его торчал колпак, но он все же взял под мнимый козырек.
Ренненкампф посмотрел повару на ноги и, не поднимая головы, строго спросил:
— Чем ты, похабная голова, вчера нас накормил?
— Так что меню было известно ашму-скодительству.
— Мениююю! — передразнил Ренненкампф повара. — Было бы тебе известно, что отныне меню я буду утверждать лично! Слышишь?!
Старшему повару об этом было известно от коменданта штаба прапорщика Ежова, и он, распахнув полы специального костюма, извлек из кармана засаленный лист бумаги. Ренненкампф развернул бумагу и старательно, полушепотом, почти нараспев, прочитал:
— Аля-беф-бризе! — Таак! — Кокиль. — Великолепно! — Зеленый горошек. — Что за зеленый горошек у тебя, болван?!
— Так что без стручка, ваше сок-дительство!
Ренненкампф нащупал на столе цветной карандаш и зачеркнул синим концом зеленый горошек, красным концом вписал на это место новое слово. Вписанное слово он показал повару, пытая последнего, разберет ли он его генеральский почерк.
— Брусника, аш-сок-дитство! — воскликнул повар, и Ренненкампф подтвердил, что именно это так.
Повар был догадлив вообще, он знал, что брусникой генерал желает закрепить свой желудок, о чем и высказал свои соображения.
Догадливость повара не очень-то порадовала Ренненкампфа, но тем не менее он не наказал повара за вчерашнее, а только вывел на краешке меню твердое, привычное генеральское слово: «Утверждаю».
Генерал-квартирмейстер, терпеливо безмолвствовавший во время объяснений Ренненкампфа с поваром, дождавшись ухода последнего, торопливо справился у командующего армией:
— Не приказать ли вам, Павел Карлович, корпусу Хан-Нахичеванского атаковать немцев с их левого фланга?
— Вы думаете — с фланга?
— Фланговая кавалерийская атака равносильна удару с тыла: пехоте с флангов весьма трудно переносить на кавалерию огонь.
— Вы совершенно правы, генерал: когда я у Ляояна совершил свой знаменитый рейд…
— Так вы согласны со мной, Павел Карлович?
— В чем именно?
— Приказать Хан-Нахичеванскому атаковать немцев с фланга!
Ренненкампф о чем-то задумался и, сняв очки, стал протирать стеклышки носовым платком.
— Надо погодить, генерал! — вздохнувши, произнес он.
Генерал-майор Рачков недоуменно пожал плечами и приметил, что Ренненкампф проделал то же самое: это было его свойством — повторять то, что делали другие.
— Вы правы, Павел Карлович, — надо погодить!
Генерал-майор Рачков не противоречил, ибо понимал, что годить у Ренненкампфа было в принципе.
Донесения поступали в штаб армии беспрерывно. На обоих флангах немцы теснили русские части, и генерал-квартирмейстер думал уже о том, стоит ли годить с эвакуацией штаба. Ренненкампф думал о том же.
Догадливее генералов оказался комендант штаба, прапорщик Ежов, определивший по лицу командующего, чего последний желает. Комендант штаба приказал держать повозки наготове, а сотне казаков, охраняющей штаб, быть у лошадей.
— Вы, генерал, помните, почему Наполеон в бородинском сражении не послал на поддержку маршала Даву гвардейский корпус? — спросил Ренненкампф генерал-квартирмейстера.
— Гениальный замысел, Павел Карлович! — воскликнул генерал-квартирмейстер, не замедлив провести параллель между действием Наполеона и в данном случае Ренненкампфа.