Трех калужских девиц, в свою очередь, поглотил плотно населенный тыл, ликовавший от предстоящих прибылей, бездеятельности и воровства. Девицы, поглощенные толпою, вспомнили, что они голодны: утром они пили чай при аппетите к супу, но их милые по утрам могли доставлять им только кипяток.
Они направились между линиями и пакгаузами и очень скоро вышли на обширную крытую платформу, где стояло много ящиков. Несколько нижних чинов, осторожно нагибаясь, что-то искали.
— Продовольствие, что ли, надо, барышни? — заговорил с ними один из словоохотливых нижних чинов.
— Возьмем и продовольствие, — сухо ответила Ирина.
— В том-то и штука, что харчей тут нет, а питья сколько угодно!
Он протянул девицам объемистую литровку с этикеткой, испещренной мелким шрифтом.
— Отведайте, барышня, вода целебная!
— Целебная?! — переспросила Тоня, обожавшая медицинские снадобья.
— Натурально целебная. Везли от немцев для наших господ, ан война подоспела.
И нижний чин, дабы доказать, что жидкость в литровке действительно целебная, проткнул штыком пробку внутрь посудины. Из горлышка что-то зашипело и забрызгало: сомнения в целебности воды ни у кого не было.
— Потребляйте, барышни, и исцеляйтесь, — произнес он, показав на примере, как, за неимением стаканов, принимать воду из горлышка.
Напиток назывался «виши», — этикет был надписан на чужом алфавите, но томная продавщица Тоня понимала вкус и не тяготилась чужим алфавитом.
Нижние чины продолжали бы и еще беседу с девицами, если бы не появился среди них бравый фельдфебель с пышными усами: он предложил девицам пищу и кров. Под недоуменные взоры посторонних нижних чинов девицы согласились, и пожилой фельдфебель повел их к месту своей постоянной службы — в управление этапного коменданта армии, квартировавшего тут же, на окраине поселка. Управление коменданта состояло из команды в двадцать семь нижних чинов, немедленно принявших трех калужских девиц на продовольствие из своего котла. У пожилого фельдфебеля с пышными усами, однако, был свой расчет: он оставил девиц обедать с нижними чинами команды, сам же ушел к этапному коменданту — капитану в отставке.
— Васкородь! — доложил фельдфебель. — Я на душу взял грех, а на разуме мне смешно.
— Смешно! — удивился капитан. — Почему же смешно, Федорчук?
— Смешно, вашскородь, от нутра, а смеяться пред вашскородием громко — одолевает робость.
— Робость — рабская привычка!
— Так точно, вашскородь! — согласился фельдфебель.
— Тогда смейся, Федорчук, — смех лучший отдых для человечества…
— Хи-хи-хи… — тонко и деланно рассмеялся фельдфебель. — Я, вашескородь, привел в управление трех девиц…
— Девиц! — напугался капитан.
Старший писарь, утонувший с головою в ворохе бумаг, насторожился и длинным языком облизал оттопыренную нижнюю губу. Федорчук держал руку под козырек. Колени его дрожали.
— Почему же, Федорчук, девиц? — повторил капитан, пытая фельдфебеля неопределенностью взора.
— Они, вашбродь, чистые! — констатировал фельдфебель.
— Возможно, — согласился капитан и о чем-то тихо задумался.
— Одна с ямочками на щеках, вашскбродь! — обрадовался фельдфебель капитанской задумчивости.
— Ямочки — это хорошо! — одобрил капитан. — Мы этапным порядком сопровождаем только нижних чинов в свои части, а не девиц на их родину.
— Мы девиц, вашскобродь, не будем сопровождать: пускай живут на этапе! — нашелся фельдфебель.
— Федорчук, вашбродь, не категоричен, — вставил свое замечание старший писарь. — Девиц положительно надо обмундировать и как нижних чинов зачислить на продовольствие…
Мысль, высказанная старшим писарем, обрадовала капитана: она являлась забавной по существу и приемлемой по форме.
Капитан приказал фельдфебелю привести девиц, чтобы ознакомиться с их женственными достоинствами до полного обмундирования.
Капитан встретил их молчаливым взором, и ямочки на щеках у одной из них, действительно, прельстили его. Он осторожно поднес пальцы к ее подбородку, но получил неожиданный удар по руке.
Капитан застыдился присутствующих, но не находил, что сказать: перед ним стояла девушка, а не нижний чин. Чтобы не скомпрометировать себя в дальнейшем, капитан извлек из кармана две карамельки в синих бумажках, протянув их калужской портнихе.