Генерал Благовещенский, командир шестого армейского корпуса, получив донесение кавалерийского разъезда в одиннадцать часов ночи, без обычной улыбки предупредил начальника штаба.
— Вопрос о перемирии с немцами может возникнуть только в Берлине.
Благовещенский в прошлом все серьезное принимал за курьез: в данном же случае он поступил наоборот, приняв белый флаг, водруженный на островке рядовым восьмой роты четырнадцатого олонецкого пехотного полка Олейниковым, как знак ослабления немцев. Немцы в самом деле не были так сильны, как многие полагали, но одно преимущество лежало на их стороне: находились они на собственной территории. Однако и они блуждали по знакомым тропинкам: в ночь на двадцать шестое августа ни корпус Макензена, ни первый немецкий резервный корпус не могли определить, где расположены главные силы русского шестого армейского корпуса. Двадцать пятого августа полностью погибло два русских пехотных полка — олонецкий и казанский, но в корпусе оставалось в наличии еще шесть полков, против которых были разбросаны двенадцать немецких. В передвижениях полков царил полный произвол, никакой немецкой аккуратности и планомерности не наблюдалось: полки заходили в тыл один другому; где предполагался фланг противника, там в действительности был его развернутый фронт.
Немцы, перехватившие русские радиограммы, знали, как будут продвигаться русские вперед, однако плана отступления не знали не только немцы, но и ни одна нация в мире: при поспешности отступления поступками человека больше всего руководят ноги, а не разум.
Корпус Благовещенского откатился без преследования с немецкой стороны, и если немецкие историки говорят иное, то для того, чтобы усилить мнимый замысел якобы величавого маневра их прославленных полководцев. В действительности же немецкое главное командование восточным фронтом утром двадцать шестого августа не восстановило связи ни с семнадцатым армейским, ни с первым запасным корпусами. Благодаря тому же обстоятельству утром двадцать шестого Людендорф имел переговоры по прямому проводу с командиром первого армейского корпуса, генералом Франсау, корпус которого после гумбиненского поражения был переправлен по железной дороге в район Дейч — Эслау.
Людендорф был страшно взволнован дерзостью Франсау, даром что переговоры их происходили по прямому проводу и они находились друг от друга на расстоянии тридцати километров.
— К проводу командира первого армейского корпуса, генерала Франсау, — приказал Людендорф дежурному телеграфисту центрального полевого телеграфа.
Клавиатура запрыгала под проворными пальцами почтового чиновника, и в ответ ему с узкого рулона потянулась бесперебойная лента.
— Его превосходительство за чашкой кофе; будет ли приказание потревожить их преждевременно? — запрашивал телеграфист противоположной стороны.
— Начальник штаба главнокомандующего фронтом нарушает частный покой для общих интересов нации!
— Великолепно. Срочно будет доложено.
Аппарат на время заглох к неудовольствию Людендорфа, однако ничего другого предпринять не представлялось возможным: телефонная связь на линии была выключена.
— Вызывайте снова! — приказал телеграфисту Людендорф, но с противоположной стороны поступило новое предупреждение:
— Его превосходительство приказали принести кофе в аппаратную. Вестовой с подносом прибыл!
— Мне нужен не поднос, а командир корпуса! — в гневе воскликнул Людендорф, но чиновник-телеграфист не понял, по поводу чего начальник штаба так высказался. Он ожидал последующего вызова, и его коллега на противоположном конце провода, будучи человеком пунктуальным, не замедлил отозваться.
— Его превосходительство прибыл в аппаратную; от раздражения он крепко хлопнул дверью.
— Идиот! — воскликнул Людендорф.
Напугавшийся чиновник пытливо старался распознать, к кому относится подобное восклицание, но противоположный коллега молодого чиновника сделал новый телеграфный вызов.
— У аппарата командир первого армейского корпуса: он ждет указаний.
— Генерал! Я и главнокомандующий полагаем, что вашему корпусу следует предпринять короткий удар у Усдау для прорыва в интервал между двумя русскими корпусами: первым и пятнадцатым.
— Указание дельное, если точно определить срок. Вы когда, генерал, предназначаете короткий удар моего корпуса?
— Сегодня, генерал; для быстрого передвижения солдат я могу выделить вам двести грузовиков.