Текст радиограмм русских полководцев выпал из рук Людендорфа: главнокомандующий отвечал на те события, которые произошли утром, а не на его предложения. Людендорф поднял текст радиограмм русских полководцев, не решив в дальнейшем беспокоить главнокомандующего.
Людендорф думал о Самсонове и Ренненкампфе именно в тот же момент, когда генералы думали один о другом. В десять часов утра Самсонов, действительно, отправил радиограмму Ренненкампфу, и последний не замедлил с ответом. Ренненкампф готовился к выступлению, однако не слишком с ним торопился. Самсонов, в свою очередь, не знал о том, что первый и шестой армейские корпуса отступили.
В два часа дня в штабе Второй армии получили сведения, что немцами разбита восьмая пехотная дивизия, а ее тридцать второй пехотный кременчугский полк остался в плену. Вместе с чинами штаба восьмой пехотной дивизии полонен немцами и командир пятнадцатого армейского корпуса, генерал Мартос. Постовский, прочитав сообщение, отнесся к нему не совсем доверчиво: донесение исходило от генерала Клюева — командира тринадцатого армейского корпуса, бывшего до начала войны начальником штаба варшавского военного округа. Вторую армию, как известно, формировал варшавский военный округ. Генерал Клюев мог претендовать не менее, чем на место Постовского, на должность начальника штаба армии. Получил он, однако, только корпус, да и то с некоторым принижением: два дня тому назад Постовский настоял перед Самсоновым, чтобы объединенным действием двух армейских корпусов — тринадцатого и пятнадцатого — руководил не Клюев по старшинству и знанию местных условий, а Мартос, как более, по мнению начальника штаба, респектабельный и решительный.
Постовский перечитал сообщение о пленении немцами генерала Мартоса и почувствовал, каким внутренним торжеством эти строки насыщены: клюевской подписи, правда, под текстом не было, но строки его дышали гневом. Постовский прочитал сообщение Самсонову, у которого от неприятности постепенно краснели и пухли щеки.
Самсонов, однако, не понимал, что штаб Второй армии оказался изолированным, сведений о состоянии корпусов не поступало, и ни он, ни командующий не могли правильно представить себе, где корпуса расположены. В штабе создавалось тревожное настроение, и только непосредственное соприкосновение с войсками могло пробудить весь штабной генералитет к полезной деятельности.
Постовский с Самсоновым обсудили план передвижения — путь их лежал в Нейденбург, отстоящий от штаба в пятнадцати километрах.
Генералы решили громоздкие отделения штаба направить в глубокий тыл, в Нейденбург же отправиться только руководящему ядру. Генералы предусмотрели, что следовать надо верхом на конях, в сопровождении одиннадцатой донской отдельной казачьей сотни под командой есаула Камбулова: казачья сотня была прикомандирована к штабу армии. Автомобиль генералы выслали вперед.
Свита генералов начала свой путь по шоссе, охрана же следовала по бокам. Пройдя некоторое расстояние, генерал Самсонов приметил, что, кроме казаков, предназначенных для охраны, позади его ехал и полковник Терехов — начальник разведывательного отделения, предпринявший поход, видимо, по собственной инициативе.
Шоссейная дорога пересекала поля и перелески, болотные поросли и луговые угодия: природу видоизменяло время. Полоса стройной посадки яблонь, окаймлявшая шоссе, померкла на общем тусклом фоне надвигающейся осени: от времени осеклись их пышные зеленые кудри, и ветер беспощадно сшибал с них пожелтевшие остатки листвы. Надвигающаяся осень скупилась, бережно расходуя полинявшие краски, но похолодевшее солнце проливало полнокровные потоки лучей на оголенные стволы деревьев.
При закате солнце меньше греет, но в сердце человека тогда больше теплоты: вечно зеленеющий сосновый бор на долгие минуты тогда перекрашивается в оранжевый, и редкая кисть могла бы произвести подбор подобных сочетаний красок. Где-то в отдаленности кашляли пушки сухо и могущественно: приветливый закат придает иные оттенки и шороху, и звуку.
Генерал Самсонов был пожилым человеком, но собственного заката он все же не предвидел: он по-своему улыбался солнцу, краски которого почти однородны и при закате, и при восходе. Правда, детство и пожилой возраст несовместимы, однако большинство стариков все же впадает в детство. Самсонов улыбался солнцу так же, как улыбался он ему в детстве, и минуты блаженства озарили его чело: в раннем детстве он однажды, натянув тетиву лука, выпустил стрелу в закатывающееся красное солнце.