Доминик вернулся в кресло, придвинулся поближе к огню, крылья жалко обвисли. Славян усилием воли унял дрожь, задавил острую горячую боль в груди. Это он может, научился, привык. Его слабость не увидит никогда и никто, он никому не позволит себя ударить — ни словом, ни кулаком, даже подойти на расстояние удара никто не сумеет. Хотят ненавидеть — пускай, но только издали.
Так долго и старательно отпихивал врагов, что разучился узнавать друзей. Позабыл, что нельзя отказывать в праве помочь, это жестоко и гнусно, как ударить ни за что, ни про что, как грязью в лицо плеснуть. Помощь — всегда доверие. Но если хотят встать рядом — доверие гораздо большее, ведь ударить можешь и ты. Если кто-то встаёт рядом с тобой — отдаёт тебе часть себя самого. Слишком драгоценный дар, чтобы отказываться, слишком больно ранит отказ. А предать, ударить доверившегося тебе — да что может быть гаже?
Славян подошёл к Доминику, сел на корточки.
— Прости меня, — сказал он на торойзэне. — До сих пор я не был нужен никому. И сейчас просто испугался — очень многого, и очень сильно. Я знаю, это не оправдание, но всё равно — прости меня, пожалуйста.
Вампир медленно повернулся к нему.
— Что ты сказал?
— Прос… — Договорить Славян не успел, вампир вскочил с кресла, схватил его за рубашку и рывком поднял на ноги.
— Откуда ты знаешь своеречье?!
Торойзэн — «торо ойз йэн», «разговор-для-своих», в отличие от «нанро ойз оллон», нанройолона, любого иностранного языка, «беседы-для-чужих», чужеречья.
— Я засранца этого… — зло прошипел Доминик, крылья растопырились во всю ширь.
— Франциск не виноват, — торопливо сказал Славян. От испуга по спине побежали колючие мурашки. — Это я его уговорил. Он долго не хотел, правда. Я его просто дожал. Доминик, виноват я, мне и отвечать.
— Дурак! — Вампир отпустил рубашку. — Славян, тебе ни в коем случае нельзя пользоваться мудрым огнём, никогда.
— Ну ничего же страшного не случилось.
— Случилось! Мудрый огонь отнял у тебя два или три года жизни — как раз столько, чтобы выучить язык. Славян, человекам мудрым огнём пользоваться нельзя, он придуман волшебными расами и только для волшебных рас. Но если у нас огонь забирает одни лишь силы, то у вас ещё и время. — Вампир сложил крылья. — Не знал ничего твой Дарик, о человеках он вообще знает мало. А вот Эрвин знает много, потому и не соглашался. Неужели ты думаешь, вампирам так страшно, если кто-то своеречье выучит? Да учи сколько хочешь, но обычным способом. Всё лень ваша человеческая…
— Ерунда, — отмахнулся Славян. — Подумаешь, четыре года, мелочь.
— Славян, — почти простонал Доминик, — пообещай, что никогда больше не посмотришь на мудрый огонь.
— А ты пообещай, что не тронешь Франциска. Он ведь ничего не знал.
— Теперь узнает, — мрачно заверил повелитель.
— Доминик!
— Да не сделаю я ему ничего! Хватит того, что просто узнает, чего натворил. Нет, узнать он должен! Чтобы никогда больше человеков к мудрому огню не сажал.
— Мальчики, — приподнялся полусонный Жерар, — что такое? Вы ссоритесь?
— Всё хорошо, — сказал вампир и подкрепил слова ментальным посылом. — Спи.
Жерар опустился на диван, заснул.
— Жаль, тебя так не усыпишь, — сказал вампир Славяну. — Полночь уже, а ты всё скачешь.
— В самолёте высплюсь, там всё равно больше делать нечего. — Славян сел в кресло, вампир тоже.
— Славян, — сказал он, — что хотел от тебя Сокол?
— Самому бы кто объяснил. Я же тебе всё рассказал, менталку ты видел — тебе лучше знать, упустил я чего или нет.
Вампир укрылся крыльями.
— Всё выглядит полной чепухой и бредом, а Соколы никогда не чепушили. Хм… — задумался он. — А ведь действительно, есть чего испугаться: ходит эдакий загадочный русский, со стороны на сторону, из долины в общину, и везде, где не появится, — крутые перемены. Что в Латирисе, что в Эндориене, что Союзе Общин, что в хелефайском Великом Круге.
— Я-то здесь при чём? — возмутился Славян.
— Долины теперь закрыты и с внесторонья, а как закрыть, ты придумал.
— Нет, — ответил Славян. — Не я. Придумал управитель эндориенского телепорта и три его координатора. Мой вариант перенастройки они такими словами обложили, что и огурец покраснеет. Я всего лишь на подхвате был, они могли взять любого ходочанина, который умеет по внесторонью ходить. А таких немало, нанял же кого-то нитриенский владыка. И другие правители.
— В итоге все хелефайские долины, — сказал Доминик, — стали для Соколов недоступны. Телепорты у эльфов теперь лучше вампирских, а нам их не абы кто, а Соколы делали. Да и мобильность хелефайской стражи, армии то есть, втрое повысилась, тоже сюрприз поганенький. Не говоря уже про мощную экономию магических ресурсов. А не начни ты теребить эндориенского управителя с перенастройкой, ничего бы не было.
— Не ерунди. Я тут вообще ни причём.
Но вампир не слушал.
— Дальше смотрим, — Доминик хищно улыбнулся. — Вампиры. Новые обереги, которые оморочник не берёт, — вампир показал пластиковое ожерелье из чёрных колец и белых равносторонних треугольников, — раз. Членство в Братстве — два. А это уже изменение политической ситуации на двухстороннем масштабе, полное перераспределение политических сил. И третье: Соколы потеряли свою главную ударную силу — нас. И дело тут не только и не столько в утрате стратегической инициативы, и ни в резком усилении противника. — Вампир смотрел на Славяна внимательно, серьёзно и немного испуганно, так часто смотрел Франциск.
— Доминик… — начал было Славян, неловко стало перед таким взглядом.
— Ты отнял у Соколов игрушку, которой они забавлялись пять тысяч лет. Их вещь, их рабов. Их покорный скот, тягловых лошадей. Славян, — вампир смотрел на него с благодарностью, восхищением, преклонением (Славян покраснел, уставился в пол, пробормотал «Ну чего ты в самом деле»), — отныне ты можешь придти в любую общину в любое время и жить там сколько захочешь. Просто так — не живлянином, не гостем, а только самим собой. В каждой общинной столице у тебя теперь есть дом. Как ты любишь — на окраине, почти в лесу, изнутри обшит деревом, с гоблинской печью, когда дымоход под полом, чтобы тёплый был. С русской баней, вампирской планировкой комнат и гномьим камином в гостиной. Помолчи, — остановил его Доминик. — На все дома наложено заклятье вневременья. Когда бы и куда бы ты ни пришёл, тебя везде будет ждать жаркая баня, свежая постель, горячая еда и огонь в камине. Заклятье заперто на твою кровь, и никто другой не сможет войти даже в ворота.