Прошёл час прежде, чем я немного успокоилась. Рука даже потянулась к телефону, чтобы отключить музыку. Пора было приступать к отработке балетных партий. Состояние лёгкой изможденности подходило для этого как нельзя лучше. Тупая тянущая боль была хорошим проводником к глубинам собственного тела. Сейчас я могла управлять такими мышцами и суставами о существовании которых большая часть человечества даже не подозревала.
Я уже протянула ладонь в сторону мобильника, как внезапно заиграла одна из моих самых любимых песен. Было просто бесчеловечно проигнорировать её. Я заняла исходную позицию. На губах сама собой заиграла широкая улыбка.
— И пять, шесть, семь, восемь, — прошептала я себе под нос, а после начала двигаться, очень медленно.
Это был один из тех треков, которые начинались тихо, словно шепот, но с каждой секундой увеличивали градус. Пока исполнительница не начинал петь на разрыв.
Я не часто выступала под такую музыку, её не признавали в танцевальных кругах, отдавая предпочтение чему-то более экстравагантному. Но двигаться под неё было отдельным видом счастья. Под такие композиции вместе со мной танцевала моя душа. А что еще приятнее: все мысли вылетали из головы, давая той долгожданную передышку.
Battement, Port de bras, plié и fouetté… Я даже не заметила, как волосы растрепались и вместо аккуратного пучка теперь спадали вниз длинными прядями. Собственный взгляд, который я ловила в отражении был наполнен блеском. От восхищения перехватило дыхание. Не помню, когда я видела себя настолько красивой! Возможно, никогда.
Музыка стихла быстрее, чем мне хотелось бы. Я блаженно прикрыла глаза. Но не успела сделать и вдоха, как по залу эхом разнеслось несколько громких хлопков. Это произошло так неожиданно, что от испуга я вздрогнула и стремительно развернулась.
— Это было красиво, — без тени сарказма заявила миссис Дамески.
— С-спасибо.
Что она вообще делает в этой части академии в такой час?
— Я понимаю, что комиссия разглядела в тебе, и почему ты стала победительницей конкурса.
Кажется, от изумления у меня слегка отвисла челюсть. Я могла ожидать комплименты от кого угодно, но не от этой женщины. Мне всегда казалось, что она меня ненавидит. Нет, не казалось, я была глубоко в этом убеждена.
— Почему? — не сумев сдержать любопытства, выпалила я.
Ведьма улыбнулась одним лишь уголком рта.
— Ты определённо талантлива. Знаешь, есть танцовщики-ремесленники, а есть те, кому артистизм дан природой, словно дар. Таким исполнителям даже не обязательно делать всё идеально, их движения, энергия — завораживают сами по себе. У них всегда горят глаза. Такому не научиться, это либо есть, либо нет, — она немного помедлила, прежде чем продолжить. — А еще ты напоминаешь мне Офелию.
Смятение охватило меня с головы до пят. Вряд ли она имела в виду Шекспировскую героиню или… Внезапная догадка поразила меня, словно молния.
— Мисс Морган? — шокированно произнесла я.
Мне не представлялось, что у нас может быть общего кроме наших танцевальных направлений. Да, конечно, мисс Морган всегда мне нравилась, я даже искренне восхищалась ею. Но мне и близко не хватало навыков, знаний и таланта чтобы даже приблизиться к её уровню.
— Она всегда была такой же целеустремленной и упрямой. В этом вы схожи.
Что ж, такой аргумент парировать было нечем.
— Но она, — внезапно продолжила миссис Дамески — в отличие от тебя, всегда знала в чём её сила и не пыталась прыгнуть выше головы.
Я усмехнулась, то ли от удивления, то ли от облегчения. Вот оно! Я же чувствовала, нет, знала, что где-то должен скрываться подвох. Не могла миссис Дамески так просто меня похвалить. Это противоречило её естеству. Причина нашего разговора определённо заключалась в другом, и теперь мы, наконец, приблизились к сути.
— Вы ведь говорите о классике, верно?
— О ней, — лаконично подтвердила преподавательница. — Офелия Морган всегда понимала, что из неё выйдет никудышная балерина, а вот бродвейская танцовщица — да.
— В этом вы нас тоже считаете схожими? — мой голос прозвучал чуть резче, чем мне хотелось бы.
Сделав вдох, я попыталась взять эмоции под контроль. Раньше это удавалось мне куда легче.
Неожиданно, но глаза миссис Дамески наполнились какой-то печалью.
— Это не делает тебя плохой, — тихо ответила она. — Я не соврала, сказав, что ты талантлива. Но ты другая. Для балета ведь тоже нужен дар. Как и артистизму, ему невозможно научиться. Можно провести в зале годы, даже десятилетия, но если тело не создано природой для классики — ты ничего не можешь с этим сделать.