— Я, как минимум, сниму его с роли в Зимнем спектакле, — напряженно ответила миссис Каспар — как максимум его стоит вообще лишить всех сольных партий, а то и права работать в постановках ближайший год. Пока вся история не утихнет.
— Нет нет! — вскинулась я. — Вы не можете так поступить. Он… он так мечтает об этой роли. Вы же знаете, что произошло в прошлом году? Когда его утвердили, но в последний момент отказали так как он не был студентом Академии, а лишь мальчишкой с курсов. Тогда Академия сделала новым Щелкунчиком Никиту. И что теперь? Вы хотите, чтобы в этом году история повторилась? Это же его сломает!
Каждое моё слово билось в невидимую преграду, которой Наталья Каспар окружила себя. Я видела, что внутри она тоже испытывает боль от собственного выбора. Но как руководитель академии она просто не могла поступить иначе.
— Это, на самом деле, мелочь, — тихо и как-то печально добавила Офелия. — Несколько пропущенных постановок он переживёт. Да, ударит по гордости, но это лучше, чем лишиться места в Академии.
Мои пальцы крепче стиснули подлокотники.
— А что тогда не мелочь?
— Репутация. Он может быть прекрасным танцовщиком, но драка… драка это серьёзно. Многие труппы не рискнут взять себе артиста, страдающего агрессией.
— Но он не страдает агрессией! — вспыхнула я.
Однако, меня никто не слушал.
— Да брось, Офелия, — покачала головой миссис Каспар — многим вообще плевать на репутацию. Большинство современных зрителей не читают даже брошюры к спектаклям, не то что новости из мира балета.
— Но эту историю покажут по федеральному каналу.
Спорить было не о чем.
— Я всё равно не верю, что театры поведутся на это. Их желание перещеголять друг друга в мастерстве трупп куда важнее, чем репутация самих артистов. Ради прим и премьеров разворачиваются целые голодные игры. А Айван настолько талантлив, что его заберут, будь он самим демоном ночи.
— Ему в любом случае придётся подождать год. И он так или иначе потеряет эту роль.
Картина стояла у меня перед глазами ясная, как день. Айван этого не переживёт…
Мне вспомнился день нашего первого отбора. Лицо возлюбленного, когда он увидел в зале своего дедушку. Страх, что все осудят, решат, будто всё куплено.
Айван столько лет трудился ради того, чтобы доказать всем и каждому — он заслуживает быть на вершине. Он продолжать идти вперёд несмотря на страх и предрассудки, несмотря на полное одиночество… Он на десять, нет, на сто голов выше Никиты Золотова, но потеряет свою мечту, свои честь и достоинство… из-за меня.
От этого простого осознания внутри меня что-то разбилось. Возможно, это было сердце.
— А что если, — тихо, почти шепотом начала я — если я возьму всю вину на себя?
Обе собеседницы изумленно уставились на меня.
— Не скрою, — первой ожила миссис Каспар — я рассматривала такой сценарий, но не думала, что ты сама его предложишь.
— Почему? — медленно спросила Офелия.
Я пожала плечами.
— Я всё равно не гожусь на роль Маши. Да и на роль любой другой балерины, раз уж на то пошло.
Мисс Морган подошла ближе и ласково коснулась моего плеча.
— С чего ты взяла такую глупость?
— Да ладно вам, — я горько усмехнулась. — Я ведь не полная дура. У меня есть глаза, уши и зеркала, в конце концов. Мне объективно не хватает подготовки, — почему-то мне не хотелось говорить им обеим о мнении миссис Дамески. Не хотелось быть ябедой.
Офелия собиралась было что-то возразить, но я не позволила.
— Возможно, — куда мягче добавила я. — Если у меня будет год отстранения, то я смогу нагнать программу, которую мне не смогли дать в школе, закрыть пробелы и подтянуться за девочками, вроде Люсинды Райсек.
К собственному удивлению, такое решение и в самом деле казалось мне правильным. Несмотря на то, что мне до одури хотелось танцевать Зимний спектакль в объятиях Айвана. Но стоило вспомнить его пустой взгляд… нет, этой мечте уже не суждено сбыться.
— Лина, — голос Натальи стал низким. — Если ты возьмёшь вину на себя, то последствия будут хуже, чем у Айвана.
Я похолодела. Кажется, испуг отчётливо был написан у меня на лбу, потому как взгляд миссис Каспар наполнился сочувствием.
— Так как у тебя в личном деле уже имеются два нарушения, — она выдержала душераздирающую паузу — я буду вынуждена лишить тебя стипендии.
Если до этой секунды от моего сердца оставались хотя бы осколки, то сейчас и они превратились в пыль. Я прикрыла глаза и прочитала короткую молитву, стараясь не растерять самообладания. Ведь на этот раз слёзы оказались предательски близко. Я напоминала самой себе плотину, готовую вот вот рухнуть.