Пролог
Я раньше не задумывалась: какого это — отказаться от мечты? Особенно тогда, когда стремишься к ней всем сердцем.
Я в деталях помню, как мама впервые привела меня в танцевальную школу. Помню её розовые стены, запах старого паркета, большие окна и зелёные шторы. Помню длинное, мутноватое зеркало у дальней стены и строгую белокурую преподавательницу. Она всё время громко хлопала в ладоши, отбивая ритм.
Помню, как восхищенно делилась с матерью своими эмоциями, а та широко улыбалась и одобрительно качала головой. «Настанет время, и ты обязательно взлетишь, моя птичка», — говорила она. Но мама ошиблась. Некоторым мечтам не суждено сбыться.
С самого первого танца я начала жить на сцене, болеть ею, любить её. Мы были одним целым, сколько я себя помню. И она навсегда останется моим старым другом. Возможно, иногда я буду её навещать. А возможно — не увижу больше никогда. Время подскажет.
Во всяком случае, музыка всегда будет напоминать мне обо всех светлых мгновениях, проведённых в стенах Академии. И я никогда не пожалею о своём выборе.
Глава 1
Двумя месяцами ранее.
Я сидела на большой барной стойке и, болтая ногами, попивала ароматный кофе. Каждую секунду моя нога легонько ударялась о дерево, издавая глухой стук, разносящийся по всему ресторану. Сейчас здесь никого нет, но пройдёт несколько часов и по залам начнут шнырять официанты, повара засуетятся на кухне, а гости займут все столики до последнего. Любой недотёпа, взглянувший на этот огромный зал впервые, никогда не поверит моим словам. Но я — дочь Андрея Николаевича Солмея — не понаслышке знаю, каким живым может быть это место.
И всё же это место делали волшебным не люди, а мой отец. Его труд и смелость превратили это место в рай. Так, что даже сидя на длиннющей барной стойке и греясь под солнечными лучами, падающими через большие окна, я получала невероятное удовольствие. Не верится, что через несколько часов я буду в сотне километров отсюда. Ведь сегодня был мой последний день в Солярисе.
Я еще раз пробежалась взглядом по круглым столикам, окнам, задрапированным тяжёлыми зелёным шторами, по картинам на стенах. Я подрабатывала здесь на протяжении семи лет и знала каждый сантиметр этой комнаты. Мне будет её не хватать.
От нахлынувшей тоски, к глазам подступили слёзы, но не успела я разреветься, как дверь за моей спиной отворилась, и в зал вошёл папа. Он выглядел таким взволнованным.
За лето он сильно загорел. Это было особенно заметно из-за белой рубашки, накинутой поверх его любимой серой майки. Рукава отец закатал, чтобы было удобнее управляться на складе. Я хотела помочь, но он строго наказал оставаться тут, пришлось послушаться.
Он подошёл ближе и, запрыгнув на стойку, уселся рядом. Затем, не говоря ни слова, забрал мою чашку и сделал пару глотков.
— Мне будет тебя не хватать, мышка, — сказал он на одном дыхании.
— И мне тебя, пап, — еле слышно ответила я, разглядывая носки своих балеток. — Я постараюсь почаще приезжать, но ты же знаешь, что это будет непросто.
— Знаю. Более того, я надеюсь, что твоя учёба будет настолько интересной, что тебе попросту будет не до меня.
Я подняла круглые от удивления глаза на папу.
— Ты что! Мне всегда будет не хватать тебя. Как же я проживу без твоих завтраков, наших походов в кино и вот этого? — я быстро наклонилась к отцу и обняла его.
Он незамедлительно прижал меня к себе в ответ.
— Мне тоже будет этого не хватать. Но что такое семестр? Каких-то несколько месяцев.
— Я постараюсь приехать пораньше, — честно ответила я.
Папа поднял на меня свои серьёзные серые глаза.
— Ты же знаешь, как я тобой горжусь?
— Знаю, — всхлипнула я.
Папа уже было открыл рот, чтобы добавить еще что-то, но с улицы раздался громкий звук клаксона. Мой взгляд моментально устремился на часы. Полдень. Это значит — пора ехать.
Судя по тому, как опустились отцовские плечи, он тоже это понял.
Отставив чашку в сторону, он спрыгнул со стойки, я повторила его манёвр, затем перекинула сумку через плечо и пошагала в сторону выхода. Папа схватил мой чемодан и поспешил следом.
Не успела я выйти на улицу, как в поле зрения попал небесно-голубой кабриолет. Рядом, опиревшись на дверцу, стояла моя лучшая подруга.
— Привет, — улыбнулась Мила. — Здравствуйте, Андрей Николаевич.
— Здравствуй, — ответил папа, затем лёгким качком головы указал на чемодан и спросил. — Куда?
— В багажнике еще есть место.
— Привет, — пролепетала я, затем подошла ближе и обняла блондинку.
Отстранившись, я заметила, что Мила сияет как диско шар. Казалось, ей не терпится отправиться в путь.
По невероятно чудаковатому стечению обстоятельств — мы обе поступили в один университет, а именно — в Равенскую Академию Искусств. И обе сделали это не совсем обычным способом.
Дело в том, что примерно год назад РАИ организовала конкурс талантов, призёры которого автоматически зачислялись на первый курс. И мне до сих пор не верилось, что я оказалась среди трёх счастливчиков. Кхм, то есть — четырёх. Ведь Мила официально не участвовала в конкурсе. Она лишь спасла меня от провала.
В тот далёкий вечер, девчонки из школы испортили моё платье прямо перед самым выходом на сцену. Наша хорошая подруга — Кира, могла починить его, но ей было нужно время, а его совсем не оставалось. И тогда Мила вышла на сцену для того, чтобы задержать концерт, а еще — признаться миру в своём невероятном таланте. Да, Мила Арден — была лучшей певицей из тех, что я знала, и прекрасным автором песен. Она буквально рискнула своей судьбой ради меня, и я буду всю жизнь ей за это благодарна.
Правда опасения подруги были напрасны, зрители полюбили её также сильно, как и я. А одна из членов жюри была так впечатлена, что пригласила её на обучение в Академию. Так что теперь мы будем жить и учиться в городке под названием Равен на протяжении долгих четырёх лет.
— Готова ехать? — спросила Мила, встряхнув своими шикарными золотыми волосами.
— Одну секунду, — ответила я. Затем вновь подошла к папе. — Я напишу, когда мы доедем и заселимся в общежитие.
— Договорились, — кивнул он, а затем засунул руку в карман и извлёк наружу маленькую синюю коробочку, обитую бархатом.
— Что это?
— Это твой подарок. Счастливого учебного года.
Заинтригованная, я забрала коробочку и открыла. На меня смотрела крошечная золотая балерина
— Это от нас с твоей мамой, — добавил папа.
А меня словно током ударило. Я подняла ошарашенный взгляд на родителя. Тот смотрел на меня с тоской и еще…с гордостью.
Мама умерла, когда мне было восемь. Она была самой невероятной танцовщицей из всех, что я знала, и самой невероятной мамой, какую только можно пожелать. Я помню, как она впервые привела меня в танцевальный кружок. Как смотрела мои первые выступления. А потом… потом она заболела. Но несмотря на то, что прошло десять лет, я по-прежнему чувствую, что она рядом. Что она поддерживает меня в трудные минуты и гордиться в счастливые. И мне всё равно её очень не хватает.
— Он такой красивый, — выдохнула я, смотря на кулон.
— Он принадлежал твоей маме. Был, можно сказать, талисманом. Я подумал, что тебе не помешает удача в новом месте, — его губы расплылись в мягкой улыбке.
— Спасибо, попочка, — всхлипнула я и бросилась на отцовскую шею.
Он крепко прижал меня к себе, а затем шепнул на ухо:
— Эй, мышка?
— Да?
— Покажи всем чего стоит моя девочка.
— Обязательно, — кивнула я, отстраняясь. — Поможешь?
Аккуратно сжав кулон пальчиками, я достала его из бархатной коробки и протянула отцу. Тот забрал его, дождался, пока я подниму копну своих тёмных волос и, обернув кулон вокруг моей шеи, застегнул его. Я моментально опустила взгляд на крошку-балерину.
— Красотка, — выкрикнула Мила.
Я обернулась на звук и увидела сияющую улыбку.
— Она права, — подмигнул папа.
— Спасибо, — мои губы расплылись в улыбке. — Ну мне наверное пора.