Он обнадёживающе улыбнулся.
— Она дожила до глубокой старости, вплоть до двухсот девяносто шести лет. Мы, Дарклинги, весьма долгоживущие. Но… — улыбка исчезла с его лица, — Старейшины считают, что именно кровь Меропы изгнала нас из Волшебной страны. Поэтому, они запретили брак между Дарклингами и людьми под страхом изгнания. Вот почему твоему отцу пришлось уйти после твоего рождения. Он был изгнан из стаи.
— Полагаю, тогда у него не было выбора, — сказала я, хотя коварный вероломный голос из моих кошмаров снова спрашивал, почему он не мог найти способ хотя бы передать мне сообщение. Что-то ещё беспокоило меня в истории Рэйвена… что-то насчёт Меропы и Адерина… что-то, что ван Друд показал мне в Зеркальном зале…
— Нет, никакого выбора, — сказал Рэйвен с ужимкой. — Наказание за возвращение из изгнания — смерть.
Рэйвен сдвинул обе двери одновременно, со свистом разделяя два инкрустированных крыла, что это прозвучало так, словно они сделали взмах. Звук вторил в зале высокой сводчатой башне, куда мы вошли; звук множества крыльев, поднимавшихся к высокому купольному потолку над нами. Это была башня, которую я видела, когда мы стояли перед замком, только я и представить себе не могла, что она будет содержать только одну комнату. Посмотрев вверх, я увидела окольцовывающие вершину выступы, где сидели огромные птицы — когда мои глаза приспособились к свету, я поняла, что это были вовсе не птицы. Это были Дарклинги — десятки их. Я увидела Марлина среди стаи, и он робко улыбнулся.
Я быстро отвернулась, чтобы не навлечь на него неприятностей — и пожалела об этом. На первом этаже не нашлось улыбок для меня. Три фигуры, что сидели на дальней стороне длинного стола в центре комнаты, казались статуями, вырезанными из слоновой кости и чёрного дерева, вплоть до выражения на их жёстких лицах. Только движение их перьев на сквозняке, проходившем через открытое окно в крыше, говорило мне, что они не статуи.
Когда я пошла к ним, это напомнило мне о моём вступительном интервью в Блитвуд, возглавляемом тремя вороноподобными пожилыми женщинами. Однако эта триада состояла из одной женщины и двух мужчин. У сидевшего в центре стола мужчины были длинные белые волосы и очень морщинистое лицо цвета старой слоновой кости. Когда я подошла ближе, я поняла, что некоторые из линий его лица оказались шрамами, в том числе среди них был один ужасный, который натыкался на слепой, молочно-белый глаз. Его другой глаз был прикован ко мне. Слева от него сидела женщина. Волосы у неё были седые и тоже длинные, но сплетены и сложены на голове сложной косой. Мне показалось, что я увидела проблеск сочувствия в её больших карих глазах, но это могло быть уловкой света. Уж точно не было симпатии в чёрных как смоль глазах смуглого Дарклинга с орлиным носом, сидящего по правую сторону стола. Он напомнил мне пустельгу в Блитвудских клетках, его светлые глаза следили за моими движениями, как будто он хотел наброситься на меня в любой момент.
Только когда я оказалась прямо перед столом я увидела четвёртую фигуру. Мужчина стоял на коленях на полу перед столом, прикрыв голову крыльями. Я приняла его за статую, он был так неподвижен, но когда я подошла к нему, он поднял голову и посмотрел на меня из-под своих длинных тёмных волос, и я узнала Дарклинга из своего видения о «Титанике». Это был мой отец.
Я ахнула и приблизилась к нему, но шорох крыльев сверху — и ладонь Рэйвена на моей руке — остановили меня.
— Ты не подойдёшь к пленнику, — рявкнул седовласый Дарклинг и его голос эхом отозвался в высокой башне.
— Пленнику?
Я взглянула ещё раз и увидела тяжёлые цепи, отягощавшие его руки и ноги. Хуже того, его крылья были прибиты к полу.
— Почему он прикован вот так? — закричала я. — Что такого он натворил?
— Фалько знал, какое последует наказание за нарушение изгнания, — ответил седовласый Дарклинг.
— Но он пришёл лишь для того, чтобы помочь мне…
— Его причины, повлекшие нарушение закона, не наша забота, — начал он, но когда седовласая женщина слегка коснулась его руки, он повернулся к ней.
— Мерлинус, — произнесла она тихим музыкальным голосом, — если Фалько пришёл спасти свою дочь, возможно, нам следует проявить снисхождение.
— Ты слишком великодушна, Рен, — высоким резким голосом высказался мужчина с крючковатым носом. — Если мы проявим снисхождение к одному изгнаннику, как мы сохраним свою власть?
— Власть не завоёвывается страхом и запугиванием, Гус, — ответила седовласая женщина по имени Рен. — Её с таким же успехом можно заслужить и милосердием.