— Но он нарушил одно из главных правил — вступил в связь со смертной женщиной. Он даже произвёл полукровку, — мужчина по имени Гус указал на меня пальцем с острым ногтем.
Рядом со мной зашуршали об оковы прикованные крылья Фалько.
— Он влюбился, — мягко сказала Рен, взглянув на Мерлинуса, который оставался молчаливым с каменным лицом на протяжении всего спора между Гусом и Рен.
От её взгляда что-то смягчилось на его лице, от чего я стала предполагать, что они были супругами. Однако он не прекратил этот спор. Рен и Гус ходили взад и вперёд, обсуждая милосердие и наказание, пока у меня не закружилась голова от постоянного поворота головы то на одного, то на другого и я не начала пошатываться и терять равновесие.
Когда я начала падать, я услышала, что что-то оборвалось — и затем оказалась поймана сильными руками и окружена шквалом перьев. Я подняла взгляд на серые, как шторм глаза. Фалько поймал меня, разорвав себе крылья, когда вскочил за мной. Его перья падали вокруг нас, как нежный снегопад. Одно перо коснулось моего лица, и я почувствовала, как тающее тепло распространилось по моим холодным конечностям. Смутно я услышала голос — это рявкнул Гус:
— Задержите его!
Но другой голос, более мягкий, но не менее властный, приказал:
— Оставь их в покое. Он восстанавливает её. Что бы мы ни решили с ним сделать, птенец не должен страдать, в то время как её спаситель здесь, чтобы исцелить её.
— Спаситель? — повторила я слабо. — Это означает отец?
Фалько грустно улыбнулся мне.
— Нет, милая, спасителем мы называем Дарклинга, который спасает душу от смерти, но оставляет её при себе небольшой её кусочек, чтобы душа смешалась с его. Я не знал, что сохранил при себе эту частичку души, когда спас тебя. Теперь я могу вернуть её тебе.
Он расправил свои крылья вокруг меня, пока я не почувствовала себя словно была в колыбели их тепла: тепла, которое просачивалось в мои кости. Холод, который я испытывала в последние несколько недель, наконец-то был изгнан; частичка, которая отсутствовала, наконец, была восстановлена. Я посмотрела на него и увидела, что его лицо исказилось от боли.
— Это причиняет тебе боль? — спросила я, встревожившись тем, что он ранит себя ради моего исцеления.
Он снова улыбнулся, но его глаза остались грустными.
— Нет, милая, восстановление твоей души доставляет мне огромную радость. Жаль, что я не могу восстановить потерянное нами время таким же образом. Когда я уходил, я понятия не имел, что твоя мама была… что ты была… я не знал о тебе. Я согласился уехать без Эвангелины, лишь поскольку считал, что так будет безопаснее для неё. Я думал, она вернётся к себе подобным. Если бы я знал, что у неё будет ребёнок, я бы никогда не ушёл, независимо от того, чем бы Старейшины угрожали мне.
Я чувствовала, как слёзы жалят глаза. Сколько раз я задавалась вопросом, почему мой отец бросил меня? Это было настолько глубокое горе, которое я уже давно закрыла в себе, подобно двери в неиспользуемую комнату. Теперь эта дверь открылась, и печаль его глаз наполнила её.
— Когда ты узнал обо мне? — спросила я.
— Когда твоя мама умирала. Я прочувствовал её уход, целиком и полностью на замёрзшем севере, и пришёл, чтобы отнести её в Волшебную страну. И тогда она рассказала мне о тебе. Я хотел прийти к тебе, но она сказала, что сначала мне нужно найти книгу «Порочность Ангелов». Она сказала, что без неё ты никогда не будешь в безопасности. Я проследил её путь до места, где всё начиналось — до Готорна в Шотландии — и увидел, что мистер Фарнсворт везёт её тебе. Я последовал за ним, чтобы убедиться, что книга благополучно дошла до тебя, но, конечно, этого не произошло. Фарнсворт отдал её мне, когда я спас его, но ван Друд отправил «сумерки» вслед за мной. С тех пор я бегал от них, боясь привести их к тебе, но потом, несколько недель назад, мне приснилось, что ты тоже была на «Титанике». Я подумал, что это был всего лишь сон, пока меня не нашел Рэйвен и не сказал, что твоя душа больна. Я сразу отправился к тебе…
— Даже если это предполагало, что они могут убить тебя за возвращение, — закончила я за него.
— Разве это имело бы значение, если бы ты умерла? — он просто спросил. — Я сделаю всё, чтобы наверстать упущенное с тобой время.
Я хотела сказать ему, что оно у него было, но я понимала, что ничто никогда не компенсирует то, что я росла без отца — ни для кого из нас. Но теперь я хотя бы знала, что в этом он не был повинен. Ответственность лежала на Старейшинах.
Я встала, теперь полностью восстановившись, и Фалько позволил своим крыльям отпустить меня. Я повернулась лицом к трём Старейшинам. Лицо Рен было мягким от сострадания, но Гус выглядел так, будто хотел перепрыгнуть через стол и задушить меня с Фалько. Лицо Мерлинуса было каменным и бесстрастным.