Я всегда полагал, что жители равнин должны считать вооружённое восстание чем-то унизительным. И когда я впервые узнал историю равнин, я усомнился в рассказах о частных армиях, маскирующихся под поло-клубы. Мои друзья в барах мало что могли мне рассказать. Но, в любом случае, их рассказы не заканчивались реальными сражениями. Во влажном воздухе одного лета люди начали бормотать, что время пришло. Это была пора исключительных штормов, так что даже просторы земли, казалось, были скованы невыразимым напряжением. А затем пришла весть, что равнины обрели мир.
Никто из передавших сообщение не знал, в какой библиотеке или курительной какого особняка было принято решение. Но те, кто услышал новость, поняли, что где-то в одном из старейших поместий какой-то знатный житель равнин потерял из виду особое видение равнин. Они услышали новость и вернулись к своим тихим делам, возможно, уловив в воздухе стеклянную прозрачность приближающейся осени.
В течение нескольких лет после крупных ежегодных матчей по поло вспыхивали жестокие драки. Человек, видевший, как его отец однажды в субботу днём потерял глаз, рассказал мне спустя годы, что это была единственная схватка, на которую когда-либо были способны жители равнин. Он сказал мне, что армии с равнин никогда не могли выступить под сине-зелёными или золотыми знамёнами против чужаков. Какой-то землевладелец, уединившись в своих комнатах, уставленных книгами, за верандами, покрытыми листвой, и акрами газонов в самом сердце своих безмолвных земель, мечтал о равнине, которая должна была существовать.
Он разговаривал с себе подобными. Все эти атрибуты тайных обществ, напечатанные частным образом эссе, воскрешающие забытые ссоры, шёпотом составленные планы военных кампаний — всё это было делом рук одиноких, заблуждающихся людей. Они говорили об отделении равнин от Австралии, когда сами уже были затеряны на своих огромных, покрытых травой островах, невероятно далеко от материка.
Сын драчуна рассказал мне, что во всех драках за спортивными павильонами и на верандах отелей цвета, сорванные с мужских пальто или сжатые в окровавленных кулаках, символизировали только две спортивные ассоциации: «Центральную» и «Внешнюю». Он утверждал, что ничего не знает о рассказе, который я слышал где-то в другом месте, о третьей группе, которая срывала важные ежегодные матчи и бросалась в самую гущу схваток, пока сине-зелёные и жёлтые не были вынуждены объединиться против них. Однако я знал, что несколько местных ассоциаций позже ненадолго объединились, чтобы выбрать команду под названием «Внутренняя Австралия» и в форме красного цвета, символизирующей восход или закат солнца, или, возможно, что-то ещё.
Я задавался вопросом, насколько эти безвестные спортсмены могли знать о диссидентской группе, некогда изгнанной из Братства Бескрайней Равнины. Внутренние австралийцы, по-видимому, исчезли ещё быстрее, чем два более древних общества. Но, по крайней мере, о них время от времени упоминали в исторических журналах. Как и Братство, от которого они отделились, Внутренние австралийцы предлагали, чтобы весь континент, известный как Австралия, был единой нацией с единой культурой. И они, конечно же, настаивали на том, чтобы эта культура была равнинной, а не фальшивой прибрежной. Но в то время как Братство предполагало австралийское правительство, в котором доминировали бы жители равнин, и политика которого сводилась бы к превращению континента в одну гигантскую равнину, Внутренние австралийцы отказывались говорить о политической власти, которую они считали совершенно иллюзорной.
Фактически жители Внутренней Австралии были разделены между собой.
Самые известные из них выступали за поспешную военную авантюру. Они надеялись не на успех, а на памятное поражение против значительно превосходящего противника. Они решили вести себя после пленения как граждане настоящей нации, оказавшиеся в плену у сил антинации, сочетавшей в себе все отрицательные стороны Внутренней Австралии.
Меньшинство (некоторые утверждали, что их было всего двое или трое) утверждало, что равнины не получат должного внимания, пока континент, тогда известный как Австралия, не будет переименован во Внутреннюю Австралию. Никаких других изменений в облике или состоянии того, что раньше было Австралией, вносить не нужно. Жители побережья вскоре обнаружат то, что жители равнин знали всегда: разговоры о нации предполагают существование определённых влиятельных, но редко встречающихся ландшафтов в глубине упомянутой территории.
И вот, как говорили, незадолго до внезапного краха тайных обществ один человек отмежевался от меньшинства Внутренней Австралии и занял самую крайнюю позицию. Он отрицал существование какой-либо нации под названием Австралия. Он признавал, что существовала некая юридическая фикция, которую жители равнин иногда были обязаны соблюдать. Но границы истинных наций были запечатлены в душах людей. И согласно проекциям реальной, то есть духовной, географии, равнины явно не совпадали ни с одной так называемой территорией Австралии.