«Спасибо тебе за все. Ты совершенно невероятный», – написала я непонятно к чему вообще, но не в силах сформулировать свои мысли лучше.
«О, да!» – Доннел прислал фото, на котором он стоял у промышленной плиты, весь взмыленный, с огромной парующей сковородкой в руках.
«Красавчик!»
Все. На большее меня не хватило. Я сунула телефон в карман и вновь пошла мерять шагами дом. Полчаса, час, бесконечность… И, наконец, звонок.
– Да?!
– Привет, мам!
– Адам? – я неверяще отвела телефон от уха, уставившись на экран. Я сходила с ума, да? Это просто галлюцинации? Громко всхлипнув, я заткнула ладонью рот. И безмолвно закричала. – Адам? Это ты, сыночек?
– Я. Мы с отцом едем домой. Он велел позвонить, чтобы ты не волновалась. Так что не волнуйся, ага?
Пульсация в голове стала навязчивой. Я дернула плечом, словно отмахиваясь от звоночков, что становились все назойливее с каждым разом. Меня немного трясло. Нет, не так… От эмоций меня просто подкидывало на месте.
– Конечно. Как скажешь, душа моя. Возвращайся скорее, – задыхаясь, промолвила я.
– Примерно час ехать, – проворчал сынок.
– Адам!
– М-м-м?
– Сыночек, с тобой все хорошо? Тебя не обижали?
– Нет! Не придумывай.
Ответ сына мне показался излишне поспешным, но радость от того, что он жив, от того, что я могу слышать его голос, а потом еще и обнять, не дала зациклиться на этой мысли. В конце концов, поправимо все, кроме смерти. Что бы там ни было – мы с этим справимся. Обязательно.
Господи, он жив! Все позади. Самые страшные мысли. Самые черные дни… Я подскочила, захлестываемая эмоциями. Ворвалась в кухню.
– Надежда Ивановна, Адам едет домой! Немедленно накрываем на стол… Где у нас мука?! Давайте сюда закваску… Я хочу испечь его любимые лепешки. И что еще?
Я бросила взгляд на домработницу, ища поддержки. Но в ответ та посмотрела на меня как будто… с опаской?
– Вы уверены?
– В чем? Что мой сын едет домой?! – захохотала я, тем самым, наверное, только убеждая бедную женщину, что моя психика не выдержала случившегося. – Конечно. Ну же! Скорее. Надо успеть к их возвращению.
Я развила такую бурную деятельность, что дым стоял коромыслом. Это помогло пережить ожидание, которое растянулось на тысячи и тысячи лет. Готовка… И наш оживший чат с сыновьями, в который Адам даже сбросил свое новое фото в ответ на слова Алишера о том, что он не поверит, что все хорошо, пока не увидит брата своими глазами. Фото вышло смазанным. Но… Это был он. Уставший и какой-то… шальной. Такой знакомый и незнакомый мальчик. Пульсация в голове усилилась. Я стряхнула выступившие на глаза слезы.
– Амина Аслановна, вам бы присесть. Вы выглядите нездоровой, – заметила домработница, мягко обхватывая мое запястье.
– Глупости. – Я уставилась на свое искаженное отражение в дверце микроволновки. Там я и впрямь выглядела как смерть – но это же не зеркало! – Включите, пожалуйста, сковороду.
Когда в приоткрытую форточку донесся звук приближающейся машины, стол уже был накрыт. Я обтерла руки и побежала навстречу своему мальчику. Вылетела из дома и замерла, в нетерпении заломив руки.
Сначала из пафосного Гелендвагена вышел Вахид. Следом открылась дверь, и показалась темноволосая макушка Адама. Я попыталась поднять руки, маня сыночка к себе. Но те совершенно не слушались. Я не смогла даже просто стряхнуть слезы с глаз.
– Адам…
– Привет, ма…
– Адам, – бестолково повторила я. – Душа моя…
– Амин, он устал. Давайте в дом, – бросил, проходя мимо, Байсаров. Я встряхнулась.
– Конечно. Мы как раз накрыли на стол.
– Сейчас врач приедет. Сделай с собой что-нибудь…
Я перевела растерянный взгляд на этот раз на свое отражение в оконном стекле.
– Что? – моргнула.
– Папа хочет сказать, что ты неважно выглядишь, – пояснил Адам и вдруг приобнял меня за плечи. Сам! Будто совсем на меня не злился. Это была такая неожиданная нежность! Блаженно прикрыв глаза, я привалилась к боку сына. Какой он взрослый уже! Какой мужественный. Вон как держится! Не то что я.
– Переживала о тебе. Так переживала, сыночек…
– Оно и видно, – буркнул Адам. – Непонятно, кого из нас держали в заложниках. Ты смотрела на себя в зеркало? Седая…