Напряжение последних минут привело к тому, что у меня началась мигрень. Боясь повторения инсульта, я запретила себе негативные эмоции. Но поведение Байсарова этому, мягко сказать, не способствовало. Я шевельнула пальцами. Он послушно вложил в них ручку.
«Не заставляй меня нервничать. Это опасно. Кирилл – хороший врач».
– Я кого-нибудь позову. Ты что-то и впрямь побледнела, – заявил Байсаров, когда прочитал мою писанину, и стремительно вышел за дверь. На этом наш с ним диалог прервался. Он уехал, а я практически тут же уснула. Но когда пришел день выписки, Вахид приехал меня встречать вместе с детьми. Естественно, ни о каком реабилитационном центре в такой ситуации я даже не заикалась. Черт с ним! Хочет, чтобы я восстанавливалась дома – пожалуйста. Иллюзий у меня не было, а как он будет решать этот вопрос со своей девочкой и ее родней – вообще не мое дело. Я же не могла упустить возможности побыть со своими детьми, как когда-то давно, когда они были маленькими, а я такой глупой.
Говоря о мелочах и показухе… К выписке мне подарили огромный букет. Сотни на полторы красивейших розовых роз. Букеты скромнее отошли медсестрам и санитаркам. Корзины с элитным алкоголем и закуской перекочевали в руки врачей. Девочки помоложе так явно мне завидовали. Шептались за спиной, а может, мне так казалось… Что Байсаров такой весь из себя мачо. А я теперь – калека. Было даже не больно. Смешные. Калекой я стала гораздо раньше. Когда он своими руками ампутировал у меня часть души…
Дом встречал знакомыми ароматами моющего средства для пола и аромадиффузоров негуманной ценовой категории. Я сама их выбирала когда-то. Но почему-то дом не пах домом. Все в нем стало будто совершенно чужим. Осознав это сразу после возвращения, я лишь сейчас в том себе призналась. Гнездо, которое я с любовью вила столько долгих лет – опостылело. Да, здесь взрослели мои сыновья. Но я сама… Я медленно угасала от нелюбви человека, которому до того отчаянно хотела угодить, что в конечном счете не привнесла сюда ничего от себя.
– Мы перенесли твою спальню на первый этаж.
Я кивнула, тяжело опираясь на руку Адама. Болезнь уничтожила мои планы расспросить его обо всем, что с ним происходило. Если изначально шанс добиться хоть сколь-нибудь внятной правды был невелик, то после всего, что мне довелось пережить в последние недели, он обнулился вовсе. И это беспокоило меня, если не сказать – пугало. То, что ему, возможно, не с кем поделиться своей бедой. Так не должно было случиться. Это мне полагалось стать опорой для сына, а не наоборот. Я ненавидела свою беспомощность. Но, вероятно, именно эта ненависть не позволила мне опустить руки.
Моей комнатой стала гостевая. Байсаров не предусмотрел лишь одного – раздеться самой, равно как и одеться, мне было пока не по силам. Нет, ко мне возвращалась кое-какая чувствительность, но говорить о полноценном функционировании еще было рано. А сиделка должна была прийти только завтра…
Оставшись одна, я кое-как разделась. Первым делом хотелось смыть с себя больничный смрад. А еще лучше пригласить на дом парикмахера. Швы уже сняли, и, наверное, что-то можно было сделать с моими обкорнанными волосами. Например, подстричь их под мальчика.
Задыхаясь от усилий, которые мне приходилось прикладывать, схватилась за столешницу, подтягивая себя из кресла. Но рука сорвалась, и я рухнула на кафельный пол.
Глава 16
Как это ни странно, мое падение было почти бесшумным. Я не пыталась удержаться, поэтому ничего и не упало, не смогла закричать… Тишину всколыхнул лишь тяжелый шлепок тела о мраморный пол. И практически тут же вновь стало тихо. Именно в этот момент дверь в ванную с грохотом распахнулась.
Вахид.
Он замер на пороге, словно не веря своим глазам. Потом резко шагнул ко мне и обхватил за плечи. Сильные пальцы, не привыкшие к осторожности, сжались чуть сильнее, чем это было необходимо.
– Ты что делаешь? – его голос сорвался на шёпот, полный какой-то ярости, даже не ко мне – к самой ситуации.
Я попыталась ответить, но из горла вырвался лишь хрип. Ноги, подогнувшиеся под странным углом, отказывались слушаться. Я просто смотрела на него снизу вверх, чувствуя, как унижение все сильнее давит на грудь.
– Держись, – скомандовал Вахид и, не дождавшись реакции, подхватил меня под руки, словно куклу.
Я застонала – слишком резко. Слишком больно. И тогда его губы скривились от раздражения. Не злости – досады. Как будто я ломалась специально, мешая ему играть роль заботливого мужа.