– А они есть?
Я замерла, стремительно обернувшись. Байсаров стоял в дверях, подперев плечом лутку. И сверлил меня черным, абсолютно непроницаемым взглядом.
– Зарин, я перезвоню! – бросила я прежде, чем рука с телефоном безвольно упала.
– Ну? – голос у него был ровный, но в нем чувствовался нерв. – Что ты молчишь? Скажи что-нибудь.
– Например?
– Чего ты хочешь? Похоже, у меня сегодня день откровений, так что не жалей – жги.
– Считаешь, ты выбрал подходящий тон для примирения? – сощурилась я.
– Я просто не знаю, что делать! Как к тебе подступиться?! Только ни слова про Лейлу. Адам уже все сказал. Надоело.
– Да ты что? Вы только посмотрите, какой нежный! – возмутилась я.
– Амина…
– Ну, что?! Думаешь, мне не хотелось быть такой всей из себя майской розой?!
– М-м-м? – недоуменно нахмурился Вахид. Он явно не мог разобрать моих слов, а у меня не было сил формулировать их отчетливее.
– Я бы не выжила, если бы страдала из-за каждой мелочи, ясно?! Если бы обижалась и терзалась по каждому поводу, что ты так щедро мне раздавал.
– Это в прошлом! – заорал Вахид.
– Твоя Лейла… сегодня… сегодня… Вахид… пришла в мой! Мой… чтоб тебе провалиться… дом! Мне и раньше тут тошно было, а теперь и подавно. И при этом ты говоришь – в прошлом?!
Вахид грязно выругался, отвернувшись к окну. Провел пятерней по макушке, приглаживая вздыбившиеся волосы.
– Это я улажу. Не вопрос. Но мне нужно понимать, ради чего я порчу отношения с Хасаном.
– То есть?
– Ты должна пообещать, что мы сохраним наш брак. И дать слово, что у тебя ничего ни с кем не было.
– Мы уже это обсуждали. И мой ответ по-прежнему – нет.
В глазах Вахида полыхнуло бешенство. Он шагнул ко мне, но я остановила это движение, вскинув руку:
– Единственное обещание, которое я могу тебе дать – это обещание попытаться начать все заново. Со свиданиями, как это положено взрослым людям, ухаживаниями, разговорами…
– Разговорами? – повторил Ваха и скривился, будто его терзала зубная боль. – Ты еще не наговорилась со мной за почти двадцать лет?
– А разве мы говорили?
– Все время.
– Какой мой любимый фильм?
– Что за бред? Какое это имеет значение? Нам что, пятнадцать?
– Кем я хотела стать в детстве?
– Очевидно, хлебопечкой.
Это была очередная пощечина. С чего я вообще решила, что он изменился, а?
– Потому что я ни на что больше не гожусь? – прохрипела я, чувствуя нечеловеческую боль под ребрами.
Вахид удивленно вскинул брови, будто в самом деле не понимал, как я пришла к таким идиотским выводам.
– Потому что ты ей стала, когда от меня избавилась. На хрена ты себя каждый раз обесцениваешь?!
– Я? Я обесцениваю?!
– Ну а как это назвать? «Ни на что больше не гожусь», – перекривлял меня Байсаров. Получилось похоже. И очень смешно! Боже, я правда так сейчас говорила?! Предохранители сорвало истеричным смехом. От облегчения закружилась голова. Да, я, наверное, не верила, что мы помиримся. Понимала, что люди не меняются. Особенно спустя столько лет. Но то, что он не считал меня никчемной, как я думала… окрыляло. Глядя на меня, закатывающуюся от хохота, Ваха тоже хмыкнул. Скупо. И как-то так по-мужски. А когда я успокоилась, он спросил у меня что-то совсем уж неожиданное:
– Ты сказала, что тебе тошно в нашем доме.
– Не обращай внимания, – попыталась отмахнуться я, но он не дал. Уточнив так настойчиво, что я поняла – гораздо проще будет ответить.
– Почему?
– Потому что я была здесь несчастной.
Глава 21
Я видела, как ему было неприятно от моих откровения. Понимала, какие слова и вопросы вертятся у него на языке. Его возмущение, близкое к негодованию. Да что там… Я даже могла объяснить его эмоции. Ведь именно в этом доме прошла значительная часть нашей жизни, в нем повзрослели дети. Эти стены видели много хорошего. Проблема в том, что я зациклилась на плохом. На бесконечных часах ожидания, ревности, пропитавшей здесь воздух. Своем одиночестве. Отчаянии. Его глухой нелюбви…
К моему несказанному удивлению, Вахид сумел сдержаться и промолчал. Нет, я не обольщалась, вполне допуская, что он еще выскажет все, что думает, не раз меня тем упрекнув. Но его неуклюжая попытка меня понять была такой трогательной…
– Ладно, я пойду.
– Постой, – попросила я, отвлекшись на булькнувший телефон. Эта мелодия стояла на Доннеле, который меня очень поддерживал в последние дни.
– Амина! – рявкнул Байсаров. И я, по привычке застыдившись того, чего не должна была стыдиться, виновато закусила губу и спрятала телефон за спиной, словно пойманная на горячем. – Ты что-то хотела спросить, – напомнил зло.