"Я заработаю достаточно со своих акций, Трейси. Я был фельдшером, который жил на меньше, чем сорок тысяч долларов в год. Мои вложения помогут мне спокойно жить до конца своей жизни."
"Да нахуй это спокойствие!", - крикнула она. - "Билл, ты можешь стать самым богатым человеком, когда-либо жившим на Земле!"
"И чего я этим достигну?", - спросил я её, удивлённый и слегка ошарашенный жадностью своей сестры. - "Во-первых, учитывая все последствия, я не смогу так поступить. Чтобы ты ни говорила, чтобы ты ни предлагала, это воровство. В худшем его проявлении."
"Это не..."
"Это воровство!", - прокричал я. - "Но давай пока что отложим это в сторону. Допустим, я сделаю, как ты просишь, и сворую чужие идеи, выдавая их за свои. Мы с тобой уже выяснили, что судьбу лучше не пытаться наебать, последствия могут быть ужасными. И ты просишь меня сделать эти последствия ещё хуже. Как многих исторических личностей мы просто в итоге проебём? Как много жизней можно испортить этим? "
"Билл", - осторожно сказала она, - "ты бы смог помогать себе и своей семье, делая это. Ты бы не навредил никому из тех, кого ты знаешь."
"Из тех, кого я знаю", - мягко повторил я.
"Именно", - согласилась она.
Пытаясь удержать глаза на дороге, чтобы не смотреть на свою сестру, и стараясь не повышать голос, чтобы не сильно её напугать, я продолжил:
"Трейси, когда я был парамедиком, я работал на корпорацию. Большую, безликую корпорацию, располагающуюся на восточном побережье. Они владели компаниями скорой помощи по всей Америке, в практически каждом ёбанном штате. И ты знаешь, какой была их главная цель? Знаешь, что стояло за каждым их решением?"
"Деньги, конечно же", - сказала она, не понимая меня.
"Да", - сказал я. - "Деньги. Платёжное средство. Великий и могучий доллар. Это и была их цель. Только об этом они и думали. Капитализм во всей красе, да?"
Она пожала плечами.
"Так всё в мире про деньги."
Я кивнул.
"Да, так и есть. Но видишь ли, я был разгильдяем на дне долговой ямы. Разгильдяем, который пытался наскрести на жизнь в этой гигантской корпорации. Рабочая пчёлка. И как любая рабочая пчёлка, я был лишь расходным материалом. Я видел, что происходило с теми, кто думал лишь о себе. Наблюдал, что происходило с теми, кто говорил сам себе: "Никто из тех, кого я знаю, не пострадает", а затем подписывал клочок бумажки, увольняя тысячи людей, которых он даже не видел. Я смотрел, как мои друзья теряют работу, как рушатся их жизни, как им приходится получать пособие по безработице, как они теряют свои дома и супругов, потому что какой-то ёбанный бухгалтер в главном штабе решил, что подразделение на северо-западном побережье не приносит компании достаточно денег. Им пришлось, как они говорят, "сократить штаб". Это просто богатые уёбки, которые сидят в Нью-Йорке и придумывают эвфемизмы для увольнения, чтобы заработать парочку лишних баксов."
"Билл… Я…"
"У меня было другое мнение, чем у тебя, Трейси", - продолжил я. – "Я много думал о тех людях, что сидели в своём офисе и, основываясь на деньгах, принимали решения, которые разрушали жизни. Знаешь, что я думал о них?"
"Что?", - тихо спросила она.
"Я говорил себе, что они продали свои души. Они полностью избавились от моральных принципов, чтобы продолжать делать то, что они делают, и спокойно спать по ночам. Я поклялся себе, что никогда так не поступлю", - я взглянул на свою сестру. – "То, что ты просишь меня сделать, - это продать свою душу, Трейси. Забрать что-то у других, чтобы помочь себе. Я не поступлю так. Я собираюсь дальше инвестировать в акции, которые точно взлетят, и буду зарабатывать на этом деньги. Конечно, эти компании делают все те же вещи, какие я тебе сейчас описывал. Но я не принимаю в этом участие. Я не буду сознательно разрушать чужие жизни, чтобы продвинуться. Конечно, от этого я не стану святым, но и не продам свою душу. Понимаешь?"
Она долго смотрела на меня. Её взгляд смягчился, словно она сейчас чувствовала вину и стыд за себя. Наконец, она кивнула.
"Я понимаю, Билл. Прости меня. Не стоило мне эту тему поднимать."
Интересно, действительно ли она поняла меня? Что-то подсказывало мне, что нет.
Глава 9. Часть 4.
Не считая небольшую ссору с Трейси, зимние каникулы 1983-го я могу назвать лучшими двумя неделями в обоих моих жизнях.
Я был влюблён, и влюблён взаимно. Это была начальная, осознанная стадия любви, время для открытий, время, которое происходит очень редко в жизни человека, а для кого-то и вовсе никогда. Это было время, которое никогда не происходило в моей предыдущей жизни.
Мы с Ниной виделись так часто, как только могли, делая всё, что придёт нам на ум. Мы вместе ходили по магазинам, держась за руки в людном торговом центре. Мы ходили вместе в кино, обнимаясь и периодически целуясь. Порой мы просто сидели и разговаривали часами, восстанавливая ту дружбу, которую мы практически потеряли, и просто наслаждались компанией друг друга.
Ещё никогда я не ждал так сильно момента, когда мы снова встретимся. Ещё никогда я не чувствовал такую сильную боль разлуки, когда она не могла увидеться или не могла поговорить со мной по телефону.
Эти чувства были мне практически незнакомы, и я удивлялся тому, насколько они сильные и глубокие. Нина заставила меня понять, как глуп я был в моей прошлой жизни, что я смог даже подумать, что я был влюблён.
Даже те чувства, которые у меня когда-то были к Лизе, моей бывшей жене, не могли с этим сравниться. С Ниной я понял, что мои отношения с Лизой были полным фарсом. Какую же ошибку я совершил ещё в самом начале, когда подумал, что влюблён в неё.
Мы с Лизой встретились, когда я ответил на вызов по поводу падения в продуктовом магазине в Южной Спокане. Парамедики очень скептично относятся к вызовам с падением в продуктовых магазинах или в любых других местах. Обычно то, что ты видишь, когда приезжаешь на такой вызов, это человека, который случайно или даже специально упал на пол, и теперь видит у себя перед глазами значки доллара, предвкушая компенсацию, которую выплатит магазин.
Такого скептичного мнения был и я, когда вошёл в магазин тем вечером. Но увидел я не будущего получателя жирного шестизначного чека, а привлекательную сотрудницу, которая ударилась коленом об лестницу, когда расставляла товар на полку. Она упала, вывернув колено под неестественным углом. У неё были тёмные волосы, карие глаза, и она была безумно красива. Раньше меня сильно привлекала визуальная оболочка, и я был мгновенно заинтересован ей, представляя, как выглядит её тело под униформой.
Я принялся осматривать её, придя к медицинскому заключению меньше, чем за секунду. Её колено набухло и вывернулось в лево. Очевидно, ей было очень больно. Её лицо сморщилось, а на лбу выступал пот. Сломанная голень и малоберцовая кость. Неприятно и больно, но не смертельно.
Парамедики часто судят людей по их переносимости боли. Если человек хнычет и стонет из-за пореза на пальце, ведя себя так, словно им раскалённую кочергу в задницу засунули, то это слабый и безвольный человек. Но когда кто-то с очевидно повреждённой костью отказывается от морфия, который мог бы облегчить боль, и даже говорит, что он сам в состоянии доехать до госпиталя, как Лиза в тот день, на этого человека можно положиться. Я сидел с ней в машине скорой помощи и восхищался её характером, и её внешностью. И это была моя первая ошибка – я выбирал свою будущую жену по чёрно-белым стандартам моей циничной профессии.
Конечно, есть этические правила, запрещающие звать пациентов на свидание. Так же запрещается использовать номер телефона, имя или любую другую личную информацию из документов пациента для своих личных целей. Впрочем, если фельдшер во время своего обеденного перерыва решит выбрать определённый продуктовый магазин, чтобы купить себе сэндвичи, очень определённый магазин, в котором определённый продавец теперь стоит за кассой, чтобы не тревожить своё сломанное колено, то нет этических норм и правил против этой ситуации.