— Зачем ты это сделал? — спрашиваю я, оглядываясь на умершего политика, лежащего на цементном полу, с широко открытыми глазами. Оглядываюсь через плечо и вижу красную дверь — это то самое место, куда меня привезли в ту ночь, когда похитили. — Ты планировал убить меня, — говорю я, осознавая это.
— Да, — отвечает он без колебаний.
— Почему ты этого не сделал?
— В конце концов, я нашел тебе применение.
— То, что сделала Люси, действительно так плохо? — я спрашиваю. — Это всего лишь деньги, которых у тебя, похоже, много.
— Да, да, я знаю. И да, то, что она сделала, было плохо. Но ты пришла на помощь, — он нежно убирает прядь волос с моего лица, а в его шепоте нет ничего, кроме сладкой злобы.
Почему он так сильно меня ненавидит?
Что я такого ему сделала, что могло так на него подействовать?
Ничего!
— Неужели я закончу так же, как он? — я показываю рукой на мужчину, лежащего на полу.
Он сделал это своими собственными руками?
Или у него был кто-то, кто мог бы это сделать?
Что за человек этот Атлас? Настоящий?
И почему я не попыталась разузнать о нем побольше? Это еще один вопрос, который проносится в моем затуманенном мозгу прямо в этот момент.
Выходят двое мужчин, оба одеты в защитные костюмы. Они подходят к телу, поднимают его и выносят, а я стою, застыв, не в силах пошевелиться, и смотрю на кровь, которая все еще покрывает пол.
— Кто ты такой? — спрашиваю я, прерывисто дыша, мои глаза прикованы к крови, но мой вопрос адресован Атласу. Я слышу, как его ботинки стучат по полу, когда он подходит ко мне, приподнимает мой подбородок одним пальцем и улыбается. Другой рукой он касается моей щеки, поглаживая ее, отчего по всему моему телу пробегают мурашки.
— Вот теперь ты задаешь правильные вопросы, — его голос опьяняет и пугает одновременно. Я икаю, и когда это происходит, меня рвет прямо ему на рубашку. Он отпускает мой подбородок и отступает на шаг. Касаясь краев своей рубашки, он стягивает ее через голову и позволяет ей упасть на пол. Я вытираю рот, смотрю на него и качаю головой.
— Надень обратно, — говорю я, вытирая рот, он протягивает мне бутылку с водой, и я прополаскиваю рот. Несправедливо смотреть на такого великолепного человека, как он, и испытывать к нему такую сильную неприязнь одновременно.
Его грудь похожа на кусочек пазла, на ключице — цветок, а по рукам — женщины. На левой руке у него пистолет, а на правой — дьявол.
Кто, черт возьми, этот мужчина?
Вся его грудь и руки покрыты татуировками, и ни одна из них не выглядит веселой. Все они темные, и каждая из них символизирует что-то, о чем я, скорее всего, не хочу знать.
— Нет, — говорит он, имея в виду то, что я только что подумала.
У него твердая грудь, я могу сказать это, просто взглянув на нее, а руки у него сплошные мускулы. Если бы он поднял меня и прижал к себе, держу пари, я бы почувствовала всю его твердость.
Нет, у меня не может быть таких мыслей.
Я виню во всем алкоголь.
— Как мне уйти? Увези меня отсюда. Зачем ты вообще привез меня сюда? — Последнюю фразу я выкрикиваю ему. Мои руки сжимаются в кулаки, когда подхожу к нему ближе, больше не заботясь о крови под ногами. — Зачем ты привез меня сюда?
Его губы, мягкие и твердые, прижимаются ко мне. Одним быстрым движением он заявляет на меня свои права без моего разрешения. Одной рукой он обхватывает меня за талию, притягивая к себе, а другой обхватывает мою голову, прижимая мои губы к своим.
Я пытаюсь оттолкнуть его, упираясь руками в грудь, но он кусает меня за губу, пока я не открываю рот, и тогда пробует меня на вкус. Я замираю, мне нравится, как он владеет мной, и то, как он прикасается к моим губам, поэтому закрываю глаза.
Всего на секунду.
Мне хватает секунды, чтобы понять, что этот мужчина не так уж плох и хочет меня по нормальным причинам, а не по причинам, связанным с шантажом или использованием меня.
Но я ошибаюсь, поэтому кусаю его за губу до крови, ожидая, что он отстранится, но он этого не делает. Он просто хихикает между моими губами и сильнее прижимается своими к моим, все это время притягивая меня еще ближе.
Ощущение его прикосновения не укрепляет мою решимость в желании, чтобы он ушел. Нет, это совсем не так, и вскоре я прижимаюсь к нему, поскольку мое тело начинает жаждать его и действовать по-своему, стараясь добиться как можно большего трения.
Мое дыхание становится тяжелее, грудь поднимается и опускается одновременно с движениями бедер, голова кружится, и я теряюсь, пока кто-то не кашляет, и это рассеивает туман, в котором я нахожусь. Отстраняясь, он не отпускает меня, пока я не отступаю и, в конце концов, не поскальзываюсь, мои руки оказываются в крови, а платье, которое я когда-то любила, теперь покрыто ею.
Глядя на него снизу вверх, я, скорее всего, выгляжу как та девушка из фильма «Кэрри», но мне все равно, пока я не теряю самоуважения и не трусь об него всем телом, как дешевая проститутка.
— Приведи себя в порядок, — говорит он, когда кто-то протягивает ему рубашку, которую он с легкостью натягивает.
Я смотрю на свои испачканные туфли и платье и понимаю, что все это придется сжечь. Поэтому, когда встаю, я начинаю их снимать. Выйдя из лужи крови, я начинаю с туфель, одну за другой расстегиваю ремешки, которые он так деликатно застегнул, и сбрасываю их, пока не снимаю обе, а затем и платье. Теперь я стою перед ним в одних трусиках и жалком подобии лифчика.
Его глаза пожирают меня, в их глубине сквозит вожделение. Это первая настоящая эмоция, которую я вижу у него, не считая злобного смеха. Когда он замечает, что я смотрю на него, он прячет выражение лица, подходит к одному из своих парней и щелкает пальцами. Парень снимает с себя рубашку и отдает ее Атласу, который затем передает мне.
— Надень ее и оставь свои вещи, включая трусики, на них кровь. Все это будет сожжено.
У меня нет причин доверять ему.
Насколько знаю, он мог бы использовать мою одежду в качестве улики и сказать, что это я всадила пулю в голову политика. В конце концов, я вся покрыта кровью этого человека. Но я слишком устала, чтобы спорить, и делаю, как он говорит, сажусь в его машину, оставляя свое любимое платье и туфли на месте преступления.
***
Поездка на машине неловкая, другого слова не подберешь. Остановившись перед своим домом, я собираюсь выйти, когда его рука касается моего бедра, останавливая меня. Оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него, и его взгляд опускается на мое бедро, прежде чем медленно возвратиться ко мне.
— Смой с себя все это, — он указывает на кровь, и я могу только смотреть на него, пока выхожу. — Кто-нибудь вернется за рубашкой. Обязательно положи ее в пластиковый пакет, не оставляй ее там, где останутся следы.
Поворачиваясь, чтобы закрыть дверь, я смотрю на него сверху вниз.
— Зачем ты меня поцеловал? — спрашиваю я, желая знать, ответит ли он мне.
Сначала я подумала, что он собирается захлопнуть дверь и оставить меня без объяснений, как обычно он поступает, но вместо этого он посмотрел на меня.
— Потому что тебя так и тянет поцеловать, — он ухмыляется и закрывает дверь.
Тянет поцеловать? Что, черт возьми, это значит?
Поднимаясь по ступенькам, я иду открыть дверь, но прежде чем успеваю это сделать, она распахивается, и на пороге стоит Тина. Она опускает взгляд на мои ноги и снова поднимает его, ее глаза расширяются, когда она смотрит за мою спину на Атласа, который сидит в машине и наверняка наблюдает за нами.
— Не кричи. Не говори ни слова, — говорю ей.
Она слушает и отступает назад, так что я следую за ней. Я оборачиваюсь к сердитым глазам, когда с небес обрушивается проливной дождь, и закрываю входную дверь.
— Мне нужно в душ, — говорю я, запирая за собой дверь.
У этого чертова мужика, наверное, есть ключ. Похоже, он знает и имеет доступ к вещам, к которым не должен.