Антипова всё ещё смотрела на его палец. И всё же, еле заметно выдохнув, обхватила его своей ладонью, сразу же прикрывая глаза. По телу прошла дрожь, и нарастающая паника стала подниматься откуда-то из глубины. Мила одними губами начала себя успокаивать привычным перечислением. Было сложнее, чем обычно, но спустя несколько минут ей удалось заглушить эту самоспровоцированную атаку. Пульс медленно приходил в норму, а палец Саши в её руке ощущался очень горячим. Она слегла погладила большим пальцем кожу и открыла глаза. Безусловно, было легче воспринимать это прикосновение, когда полностью контролировала ситуацию.
— Я почти так же начинала с папой, — тихо пояснила свои действия Мила, прежде чем отпустить его.
Саша выдохнул и вновь улыбнулся.
— Спасибо за твоё доверие.
— Напишешь, как дома будешь. Ладно?
— Конечно. А теперь точно беги.
И Мила, еле сдерживая улыбку, разблокировала дверь и нырнула в подъезд, напоследок кидая ещё один взгляд на Сашу.
Он все ещё стоял там же, прижимая палец, — который она держала — к своим губам.
Улыбку скрыть не получалось, поэтому Мила не поворачивала голову в сторону зала, где были родители, а тихонько разделась и ушла в свою комнату. Сразу нырнула на кровать и обняла подушку.
Она смогла! Смогла прикоснуться к парню и почти сразу успокоиться. И Саша ей правда очень нравится. Как так произошло — вообще непонятно.
В дверь комнаты постучали, и Антипова встрепенулась, садясь на кровати. Щеки горели, но скрыть их точно никаким чудом не получится. В комнату заглянула Елизавета Владимировна.
— Забрала конспект? — женщина лукаво улыбнулась, подходя к кровати и садясь рядом.
— А-а… да… Катя вернула. Там просто по истории опрос будет.
История так-то нифига не завтра, а в пятницу. Но это первое, что пришло ей в голову.
— Давно я Катюшу не видела, получается, раз она так подросла и возмужала.
Мила округлила глаза и уставилась на маму. Окна их квартиры как раз выходят во внутренний двор. Она могла и догадаться, что от матери не скроется. Елизавета Владимировна всё чувствовала.
— Мам. Это… — Антипова даже не знала, что сказать.
— Просто скажи мне, что у тебя всё хорошо.
— Всё правда очень хорошо, мам.
Женщина сразу обняла дочь, часто всхлипывая.
— Мамуль, не плачь, пожалуйста.
— Солнышко, я просто рада. Я хочу, чтобы ты была счастлива и могла жить полноценной жизнью, не боясь. Это для меня самое главное. И если ты говоришь, что всё хорошо, я тебе верю, моя радость.
Забота и участие мамы всегда были самым ценным для Милы. Она самая первая поняла, что случилось что-то страшное, когда Антипова ни с того ни с сего позвонила ей в тот день.
— Саша другой. Его старшая сестра пережила то же самое, но не смогла справиться.
— Какой ужас, — она ещё крепче обняла Милу, будто боялась, что и её сейчас не станет.
Они долго так сидели вдвоём. Антипова рассказывала, когда познакомилась с Калининым, и о их взаимодействиях на протяжении этих четырёх месяцев. Елизавета Владимировна ушла из комнаты дочери только в двенадцатом часу. Сама Мила спать ещё не хотела, хотя пережитых эмоций хватило на сегодняшний день. Она всё ещё не могла поверить в происходящее. От сообщений Саши теперь хотелось петь. Уснула Антипова этой ночью поздно. Но такой счастливой, будто выиграла эту жизнь.
***
Каждая их встреча на протяжении трёх месяцев была будто новым знакомством. Каждый разговор был глубоким и открывающим новые грани. Детство, взгляды на жизнь, дорогие воспоминания — они уже знали друг о друге всё. Саша сам настоял познакомиться с родителями Милы, чтобы они не волновались и были в курсе. Елизавета Владимировна, конечно, приняла Калинина сразу, уже зная о чувствах дочери, об их знакомстве и о прошлом парня. А вот Григорий Викторович отнёсся очень настороженно, потому что он винил себя, что тогда не разглядел ублюдка, который испортил единственной дочери жизнь. Саша не жаловался и понимал, что доверие родителей Милы — самое важное, что он должен заслужить. Произошедшее с дочерью сказалось и на них. Да и он сам знал, что это такое.