Его последний известный домашний адрес совпадал и с адресом в водительских правах, и с адресом его зарегистрированной компании — я решил его потрогать.
5
Слесарь
Снова шёл дождь, и мне потребовалось примерно столько же времени, чтобы пересечь реку и добраться до лондонского района Бромли, сколько месяцем ранее до Брайтона. Значительную часть времени я потратил на то, чтобы проехать по развязке Элефант-энд-Касл и медленно ползти по Олд-Кент-роуд.
Как только вы доберётесь к югу от Гроув-парка, викторианский костяк города сходит на нет, и вы окажетесь в малоэтажной псевдотюдоровской застройке последнего крупного пригородного района Лондона. Такие места, как Бромли, не совсем соответствуют представлениям о Лондоне, но окраины — как родня, нравится вам это или нет, но вы застрянете в них.
Дом Патрика Малкерна представлял собой странный гибрид-мутант, выглядевший так, будто застройщику наскучило строить дома в стиле Тюдоров, и он сбил два дома вместе, создав мини-террасу из четырёх. Как и у большинства домов на этой улице, его просторный палисадник был заасфальтирован, чтобы увеличить парковочное место и снизить риск затопления.
На улице стоял припаркованный под дождём не совсем белый Ford Mondeo. Я проверил номерной знак — он совпадал с данными с камер видеонаблюдения. Это был не только Mark 2, но и хилый двигатель Zetec объёмом 1,6 л. Какими бы ни были доходы от преступной деятельности, Малкерн точно не тратил их на свои автомобили.
Я пять минут просидел на улице с выключенным двигателем, наблюдая за домом. День был пасмурный, но в окнах не горел свет, и никто не дёргал тюлевые занавески, чтобы посмотреть на меня. Я вышел из машины и со всех ног пошёл к навесу на крыльце. В какой-то момент дом покрылся толстым слоем едкой кремневой гальки, которая чуть не сдирала кожу с моей ладони, когда я положил на неё руку.
Я позвонил в дверь и стал ждать.
Сквозь матовые стёкла по обе стороны двери я видела на полу коридора скопление прямоугольных белых и коричневых пятен — забытый мусор. Судя по количеству, он пролежал два, может, три дня. Я позвонила и держала палец на звонке, как обычно, из вежливости, но всё равно ничего.
Я подумывал вернуться к машине и подождать. Мне нужно было достать «Георгики» Вергилия и пополнить запасы в сумке для наблюдения, в которой, я был почти уверен, не было никаких пугающих кулинарных сюрпризов Молли, но, отворачиваясь, я кончиками пальцев задел замок и что-то почувствовал.
Найтингел однажды описала мне вестигию как остаточное изображение, остающееся в глазах после яркого света. То, что я снял с замка, было похоже на послесвечение фотовспышки. А в нём было что-то твёрдое, острое и опасное, словно лезвие бритвы на точильном камне.
Найтингел, благодаря своему богатому опыту, утверждает, что может определить заклинателя по его подписи — то есть по подписи, как говорится, на правильном английском. Я думал, он меня разыгрывает, но совсем недавно мне начало казаться, что я его чувствую. И эта вывеска на двери перенесла меня обратно на крышу Сохо, к мудаку с шикарным акцентом, без лица и с острым, неакадемическим интересом к криминальной социопатии.
Я проверил окна гостиной — там никого не было. Сквозь тюлевые занавески виднелась призрачная, но старомодная, но опрятная мебель, а телевизор выглядел двадцатилетним.
Поскольку о краже книги официально не сообщалось, я не мог получить ордер на обыск. Если бы я вломился, мне пришлось бы полагаться на старый добрый раздел 17(1)(e) Закона о полиции и доказательствах по уголовным делам (1984), в котором чётко сказано, что сотрудник полиции может войти в помещение для спасения «жизни и здоровья», причём, по сути, даже не требуется, чтобы вы услышали что-то подозрительное. Ведь даже самый закоренелый член «Либерти» не хочет, чтобы полиция бродила у его двери, пока его душат внутри.