Это было похоже на поздний рок-концерт или ранний Спилберг — золотистые лучи света, пробивающиеся сквозь деревья и просветы между прилавками. Взрыв ликования, новый рёв толпы и сокрушительное разочарование от того, что мы не смогли этого увидеть. Невозможно было отделить реальность от гламура. Я услышал фанфарный звук, который довёл бы моего отца до слёз, а затем увидел белые вспышки и услышал свист старинных фотовспышек. Толпа взревела в последний раз, и по меняющемуся положению фонарей я понял, что процессия покинула набережную и направлялась в парк.
Золото постепенно просачивалось из ламп над прилавками, пока они не превратились в обычные вольфрамовые лампы. Слева от нас закашлялся дизель, засмеялась женщина, и загорелась пропановая горелка. Если прислушаться, то снова можно было услышать успокаивающее гудение машин на Блэкфрайарс-роуд.
Лесли тихонько рассмеялась.
«Я больше никогда никого не назову манипулятором эмоций», — сказала она. «Это было просто потрясающе».
«Ха», — сказала Эбигейл. «Это ещё ничего. Тебе стоит познакомиться с моим братом».
«Каждый раз, когда я думаю, что знаю, с чем имею дело...», — сказал я.
«Ты ещё больший дурак», — сказала Лесли. «Да ладно, этот периметр сам себя не проверит».
Раз уж мы всё равно были там, мы потратили пару минут, чтобы проверить, есть ли еда и вода в трёх наших фургонах «Спринтер», где дежурят сотрудники TSG, готовые к любым ситуациям, включая электрошокеры. Потому что хуже, чем терпеть скучающую и раздражительную компанию TSG, может быть только то, что они все отправятся на поиски еды, когда у них отвалятся колёса.
На Стэмфорд-стрит, которая обозначала южную границу нашей зоны деятельности, царила странная тишина из-за перекрытого движения. Грузовики торговцев и торговцев казались размытыми силуэтами в тумане. Мы убедились, что у инспекторов дорожного патруля смена прошла гладко, и что капитан, отвечавший за эту работу, доволен.
«Самые лёгкие сверхурочные в моей жизни», — сказал один из сотрудников полиции. Он казался странно спокойным, что меня немного тревожило.
Туман был заметно гуще по ту сторону красной кирпичной стены, отмечавшей конец парка. Глядя через вход, я едва различал цветной вихрь, возможно, карусель, и слышал приглушённое механическое урчание её органа.
Я как раз собирался спросить Лесли, считает ли она, что нам следует вернуться, когда мимо нас прошла белая европейская семья — явные туристы, судя по синим рюкзакам Swiss Air, — и, прежде чем мы успели их остановить, скрылась в парке.
«Чёрт, — удивлённо сказала Лесли. — Нам лучше вернуться туда, пока с ними не случилось что-нибудь странное».
«Возможно, уже слишком поздно», — сказал я, но мы все равно последовали за ними.
8
Конкурс писающих
Парк Берни Спейн аккуратно пересекала Аппер Граунд Роуд. К югу от этой линии шоумены установили свою карусель. Туман был настолько густым, что, чтобы разглядеть выражения морд лошадей, приходилось практически ехать верхом. Но разноцветные огни пульсировали и освещали лица детей, ожидавших своей очереди. Я специально наблюдал за аттракционом хотя бы десять минут, просто чтобы убедиться, что никто не стареет в обратном направлении.
Неподалеку находился киоск, где я купил для Эбигейл карамельное яблоко в надежде, что оно хоть на время склеит ее зубы, и мы пробирались сквозь узкие темные проходы между киосками, пока не добрались до джазовой палатки и киоска столичной полиции, где меня поджидала Найтингейл.
«И что же это было?» — спросила Лесли.
«Это было первое заседание объединённого суда Темзы с 1857 года», — сказал Найтингейл. «Боюсь, они немного переусердствовали в своём энтузиазме».
Я посмотрел на северную часть парка, где располагался корт. В тумане он был лишь тенями и светом и выглядел точно так же, как южный конец. Но я чувствовал, как он зовёт меня. Маленькое, ноющее искушение, словно дурная привычка в долгий, унылый день. Я оглянулся на Лесли, которая подмигнула, заметив мой взгляд.
«Мы могли бы объединиться вместе, как альпинисты», — сказала она.
Оперативный план заключался в том, что один из нас останется с Эбигейл у полицейского поста, пока двое других будут ходить по ярмарке и, облачившись в грозное величие закона, пресекать любые проявления буйства чувств, прежде чем они выйдут из-под контроля.
Мы с Лесли решили начать с джазового шатра, поскольку, будучи джазменами, «Иррегуляры» могли бы выпить пива. У меня возникла теория, что алкоголь, будучи депрессантом, может нейтрализовать весь гламур, окружавший нас. И даже если бы это не так, он всё равно мог бы опьянить. Лесли отнеслась к этому скептически, но, похоже, была готова к практическим экспериментам в этой области. Когда мы нырнули в шатер, то обнаружили, что он уже наполовину заполнен посетителями, а моя мама – полностью.