Последовала долгая пауза, а затем Макс сказал: «Мы тебя не слушаем, знаешь ли».
Но я так и думал.
Думаю, мы просидели там ещё час. Барри жаловался, что хочет меня порезать, колени у меня просто болели, а плечи болели от того, что я держал руки за головой. Учитывая, сколько времени Макс и Барри там стояли, я всё же подумал, что они тоже могут быть такими же напряжёнными и невосприимчивыми.
В поле моего зрения не было ничего, за что я мог бы ухватиться «Импелло» , а чёртов товарищ майор Варвара Сидоровна приказала Максу и Барри беспорядочно перемещаться за моей спиной и держаться поодаль, чтобы я не мог просто так, вслепую, их сбить. Быстрее их пальцев на спусковом крючке, как бы они ни напрягались, я ничего не смог бы сделать.
Тем не менее, когда двери амбара открылись передо мной, я приложил все усилия, чтобы очистить свой разум и быть готовым к любой возможности.
Это была Варвара Сидоровна, я не мог не заметить две пластиковые канистры. Судя по тому, как они висели на её плечах, они были почти полными, и я не думал, что это была вода. К тому времени, как я это заметил, она уже быстро скрылась из виду.
«Хорошо», — сказала она позади нас. «Через пару минут вы двое выстрелите этим двоим в голову и облейте всё бензином». Она говорила по-английски с нарочито нерегиональным акцентом ведущей BBC Radio 4.
Быть под дулом пистолета – это кошмар для полиции, и ты всегда говоришь себе: если дело дойдёт до драки и какой-нибудь мерзкий ублюдок собирается тебя застрелить, ты хотя бы попытаешься. Выхвати пистолет, пригнись, атакуй ублюдка голыми руками. В конце концов, что ты потеряешь в этот момент? Но драка уже началась, и я обнаружил, что не могу заставить себя пошевелиться, ни на йоту. Это было стыдно. Я нашёл предел своей смелости.
К счастью для меня, не существует известного нижнего предела человеческой глупости.
«Это полиция», — сказал Барри как раз в тот момент, когда Варвара Сидоровна снова появилась в поле зрения и направилась к дверям амбара. «Не думаю, что это хорошая идея».
Варвара Сидоровна обернулась, и лицо её было как на картинке. «У меня плохой день», — говорилось в нём. А теперь ты — думаешь!
«Послушай, Варвара, — сказала Лесли. — Прежде чем предпринимать поспешные действия, тебе стоит поговорить с начальником».
Я всё ещё пытался заставить себя двигаться и почти дрожал от разочарования. «Раньше мне было легко делать глупости», — подумал я. Почему же теперь это так сложно?
«Варвара, позвони своему боссу», — сказала Лесли напряженным голосом.
«Откуда нам знать, что вы не избавитесь от нас после того, как мы сделаем вашу грязную работу?» — спросил Барри.
«Мне еще нужно, чтобы ты несла снаряжение, когда мы вернемся в Лондон», — сказала Варвара Сидоровна.
«Да», — сказал Макс. «Но…»
«Не заставляй меня возвращаться туда и делать это самой», — сказала она.
«Хорошо», — сказал Макс. «Но я не думаю...»
Варвара Сидоровна подняла руку, призывая Макса замолчать, и склонила голову набок, прислушиваясь. Потом я тоже услышала. Приближался автомобильный рев, шины хрустнули по гравию на обочине двора. Двигатель заглох, и раздался скрип ручного тормоза.
Я почувствовал, как напряглась Лесли рядом со мной — ни один современный ручной тормоз не издавал такого звука.
Раздался звук открывшейся и захлопнувшейся дверцы автомобиля.
Варвара Сидоровна резко взмахнула рукой, привлекая внимание Макса и Барри, указала двумя пальцами на свои глаза, а затем на меня и Лесли. Затем она сделала пару бесшумных, как кошка, шагов в сторону ворот сарая, и я увидел, как она медленно вдохнула и плавно выдохнула. Её лицо стало спокойным, неподвижным — полным ожидания.
Наступила долгая тишина. Я слышал, как Макс и Барри дышат ртом, переминаются с ноги на ногу, и тик-тик-тик, словно что-то маленькое и когтистое пробиралось вдоль ряда клеток. Мышь? Внезапно раздался резкий треск, словно кто-то гигантским топал по тарелке, и сквозь внезапно образовавшуюся дыру в передней стене сарая – прямо над двойными дверями – хлынул дневной свет. Пыль взмыла в воздух, повиснув клубящимся облаком, сверкающим на солнце. Затем передняя часть сарая буквально распахнулась – кирпичи фонтаном взметнулись вверх и в сторону двумя расходящимися потоками, а двери резко сорвались с петель и, вращаясь, понеслись в воздух, словно от катастрофической декомпрессии.
Внезапно я увидел двор фермы, ярко освещенный послеполуденным солнцем, кирпичи падали с ясного голубого неба, словно дождь, поднималась пыль, когда они с глухим стуком приземлялись на рельсы.