Я до крови закусил губу и разогнал тяжело бухающего ступнями Мародера еще быстрее. Патронов, гранат и снарядов в бункерах меха почти не осталось – холодно зафиксировал я, глянув на индикацию в шлеме, значит, возможно, придется драться врукопашную.
Улица Худайбердина напоминала панораму Сталинграда. Дома по бокам слепо смотрели на нас выгоревшими окнами – бои здесь были самые ожесточенные, духи перли день и ночь, как немцы на Москву. Некоторые дома продолжали гореть, черный стелющийся по низу дым ограничивал видимость жалкими пятьюдесятью метрами. Жар и копоть от горящих зданий доставал меня даже в Мародере у которого была собственная система вентиляции и очистки воздуха. Не представляю, как в этом аду выживали те же мутанты-ополченцы. Я покосился на бегущих рядом мутантов – у каждого лицо замотано какой-то тряпкой или полотенцем так, чтоб оставалась только щель для глаз. Откуда у них силы сражаться без сна и отдыха в этом аду?
Слоноподобный топот ног семи бойцов в тяжелых доспехах должен был разноситься на половину города, но когда мы выскочили на Октября и через двести метров вышли в тыл атакующим школу духам, я с удивлением понял, что противник на нас вообще внимания не обращает – возле лицея шла самая настоящая резня. Сотни озверевших духов вооруженных штыками, ножами, топорами или просто арматурой буквально рвали на части десяток красногвардейцев в почерневших от гари, погнутых разбитых доспехах. Взвод Кеши отмахивался молотами, огромными тесаками и просто бронированными кулаками, убивая противника десятками, но место упавших занимали новые бойцы орды, которые по-звериному завывая и улюлюкая кидались в бой, не обращая внимания на раны и потери. На моих глазах эти звери в человеческом обличье повалили наземь одного витязя и с дикими криками восторга разодрали бойца в бронированном экзоскелете за несколько секунд!
Глядя на эту вакханалию у меня в голове что-то переклинило, я выхватил из креплений молот и с истошным криком ринулся в свалку. Все, что происходило дальше отложилось в голове разрозненными образами: я топтал врагов тяжелыми ступнями Мародера, плющил тяжелым молотом, подвывая от ярости раздирал людей клешнями, а их становилось все больше и больше, и вот один из духов, подобравшись ко мне со спины ухитрился всадить лом в трещину брони. Мой многострадальный мех заискрил, перед глазами вспыхнули индикаторы неисправности десятка подсистем. Чувствуя, как чертов лом прошел под броню прямо мне под ребра я взревел, круговым ударом молота размазал по асфальту навалившихся в радостном предвкушении духов и, припадая на одну ногу развернул мех на сто восемьдесят градусов, желая перед смертью поквитаться перед уродом, что ударил в спину. Медленно, слишком медленно – мой верный Мародер много дней принимал на себя удары, которые предназначались мне, но сейчас предел прочности был достигнут – он умирал, а значит вскорости предстояло умереть и мне.
Но почему-то никто не пытался меня добить, атаки прекратились, а меня обдало нестерпимо жарким ветром с востока сдувающим всю гарь и дым. Когда я наконец развернулся, понял почему. На востоке, километрах в тридцати от нас на весь горизонт вставало зарево огня, багровое с черными прожилками. Вставало прямо над селом Петровским, где все эти дни собирался табор Орды, тяжелые грузовики с топливом, продовольствием, женами и детьми воинов. Все это сейчас сгорало в адском пламени что встало на горизонте. Орда была уничтожена. Седой сдержал свое слово.
Над площадью возле лицея воцарилась тишина. Непримиримые противники, которые десять секунд нещадно убивали друг друга стояли друг возле друга и молча смотрели на рукотворную стену огня. Через пару ударов сердца воины бывшей Орды задвигались и как зайцы порскнули во все стороны, как будто и не они голыми руками рвали сталь десять секунд назад.
Ну уж дудки! Я размахнулся и метнул свой молот в ноги худощавому парню, который убегал от меня, размахивая окровавленным ломиком. Снаряд снес парня как кеглю, переломав ноги так, что показались обломки костей.
- И куда же ты собрался дружок, я с тобой еще не закончил, - прохрипел я, подходя к истошно орущему от боли пареньку.
- Ты будешь умирать медленно, щенок! - посулил я прямо в расширенные от боли карие глаза, и поставив ступню Мародера ему на грудь, начал медленно вдавливать тело в разбитый асфальт, с наслаждением слушая как захрустели сминаемые ребра.
Но вместо того, чтоб умолять о пощаде парень зло усмехнулся прямо в черепообразную маску Мародера и кривя губы от боли дернул какую-то веревку что торчала из рукава. Взрыв отшвырнул меня прочь, Мародер тяжело грянулся оземь и окончательно умер – погасли индикаторы неисправностей, питания основных систем и вооружения. Я лежал на спине, глядя в непривычно чистое небо – тот огненный ад что разразился на востоке разогнал все облака. Сознание стало хрустально-прозрачным, мысли текли легко и быстро. Я лежал и любовался небом, радуясь, что ухожу в последний путь в сознании, легко и быстро. Пересохшие губы шевельнулись и прошептали:
- Костик, сынок, я иду к тебе…
Сознание сжалось в точку.
Глава 13 Калека
Я был никем, и я был всем. Я плавал песчинкой в огромном океане информации, что протекали из меня и сквозь меня. Гравитационные поля,пронизывающие вселенную, подобно приливам и отливам моря послушно несли структурированные потоки информации от одной песчинки к другой, и каждая из песчинок этого великого оркестра знала, что она служит великой цели, и что ни один бит информации не остается без внимания тех, кто старше по рангу в этой сети, те структурировали и передавали данные еще дальше, кому-то неизмеримо важному, тому, кто подобно дирижеру направлял каждое движение этого гигантского оркестра.
Сознание возвращалось рывками. Только что я был маленьким кластером гигантской сети, клеточкой распределенного мозга непостижимого размера, а в следующую минуту я осознавал себя Глебом Немышевым – индивидом из рода Хомо Сапиенс, самозваным венцом развития природы на захудалойпланетке в отдаленном рукаве галактики. Осознание собственной ограниченности в сравнении с тем сверхразумом было столь острым, что вызывало почти физическую боль. Перед глазами до сих пор плавали сложные многомерные модели кластеров информации, что проходили через меня.
И все-таки я остался жив резюмировал я, глядя в грязный, заросший пылью потолок. И даже нахожусь в больничной палате на базе Красной Гвардии. На этом хорошие новости заканчивались и начинались плохие: спина, а особенно правые рука и нога пульсировали тупой, ноющей болью. Проморгав глаза, в которые как будто толченого стекла насыпали, я повернул голову вниз и вправо. Даже это немудреное движение потребовало немалых усилий, настолько я был слаб. Но увиденное разом выбило дух:под серой, давно просящейся в стирку простыней, было хорошо видно мое многострадальное тело. Вот только не в полном комплекте – рука заканчивалась чуть ниже локтя, ноги не хватало с середины бедра.
Вот и все, приплыли. Подохнуть на поле боя я давно уже не боялся и в глубине души даже желал такого финала своей непутевой жизни. Но как-то в голову не приходило, что вместо героической смерти мне предстояло влачить жизнь жалкого калеки. Прощай Мародер, прощай боевые выходы, прощай должность командира Красной Гвардии. Командиром нашего не то отряда, не то банды мутантов может быть только боец, жесткий и бесстрашный воин, который личным примером поведет бойцов в бой – без вариантов.
Я хрипло выдохнул проклятие и это действо потратило невеликий остаток сил – сознание ухнуло в густую тьму беспамятства, которую немедленно наполнили яркие и цветные графы связей между субъектами огромной нейросети. Я мгновенно успокоился, растворяясь в красивом и необычном бреду.
Когда я пришел в себя в следующий раз, возле моего ложа скорби обнаружился Леша Охрименко, который с брезгливым выражением лица разглядывал культю ноги.