– Лорен сказала, что он не такой уж плохой, – говорю я ему, и он смеется.
– Ты меня вообще слушаешь, Крис? Я просто... – он испускает долгий разочарованный вздох. – Продолжай в том же духе, фермерский мальчик. Он – великий притворщик. Помнишь, мы смотрели фильм, в котором парень убивает богатого чувака, забирает его жизнь и продолжает сбивать с толку других людей, чтобы сохранить видимость?
– Ты хочешь сказать, что он серийный убийца? – саркастически спрашиваю я.
– Эй, я не пойду так далеко, но без нас, кто узнает?
Я начинаю думать, что Кэл параноик, и это, кажется, никуда не ведет.
– Тогда о чем ты говоришь? Потому что, насколько я знаю, Коллин не прерывал мою жизнь только для того, чтобы подшутить надо мной. Это сделал ты! – сердито спрашиваю я, и выражение его лица становится язвительным.
– Опять ты за свое. Думаешь, что я прервал твою жизнь, что ты – золотой ребенок, а я – уродливый приемыш. Все хорошее, что у тебя есть сейчас – это благодаря мне. Лорен, Кэйлен и деньги, которые ты так ханжески хотел передать своему полоумному другу. Если бы не я, ты бы до сих пор жил от зарплаты до зарплаты, женатый на той фригидной сучке Дженне!
Это так странно. Комната наполнена гневом, мое вызывающее лицо, смотрит на меня. Выражение его лица жесткое, и он выглядит так же, как я себя чувствую. Несколько мгновений проходят между нашими переглядываниями. Он – это я, или я – это он. Это еще больше доказывает, насколько я не в себе. Находиться здесь странно, но это еще один гвоздь в гроб, чтобы понять насколько это реально.
– Ты можешь думать обо мне все, что угодно, но я люблю Лорен и Кэйлен. Я бы никогда не причинил им вреда. Мы все уйдем прежде, чем появится угроза, – обещание в его голосе должно напугать меня, но я не чувствую страха, если бы я по какой-то причине знал, что мы опасны для них, я бы покончил со всем этим без раздумий.
Я прочищаю горло.
– Итак, если то, что ты говоришь, правда... Разве Коллин не был бы в курсе всего этого?
– Не позволяй хорошенькому личику одурачить тебя. Я умнее, чем кажусь, – смеется он, и я сдерживаюсь от высказывания. – Было бы легче, если ты был на борту.
– И что я получу от этого? – он выглядит одновременно удивленным и шокированным моим вопросом. – Я уже привык к тому, что меня не замечают, когда между вами что-то происходит. Как ты мне поможешь?
– Посмотри на себя, ты перешел от шашек к шахматам! – у него на лице гордая кривая усмешка. – Хорошо, мы можем начать с того, что я поделюсь с тобой своими воспоминаниям, если ты сможешь с ними справиться.
– Я больше не хочу, быть застигнутым врасплох. Хочу знать, когда произойдет переход, – говорю ему.
Кэл кивает.
– Просто чтобы ты знал, со мной не нужно использовать медицинскую терминологию, – подмигивает он.
– Договорились или нет, – повторяю я.
Он поднимается.
– Договорились, – отвечает Кэл, и я практически чувствую, что это слишком легко.
– Как бы нам... Я не знаю графика для пребывания... – я подыскиваю подходящие слова, чтобы спросить.
– Сколько посчитаешь справедливым?
– Не знаю... – я действительно не думал об этом.
– Раз в два месяца?
– Кажется, это слишком долго, – говорю я, почесывая голову.
– Каждую неделю... – в его голосе слышится легкое раздражение. Кажется, слишком часто.
– Каждые две недели. И если у кого-то из нас есть обстоятельство, мы согласны позволить соответствующему лицу присутствовать без всяких вмешательств.
– Звучит справедливо, – говорит он. – Одно «но» – это остается между нами. Мы никому не говорим, ни Хелен, ни твоим родителям, и особенно Лорен.
– Почему нет?
– Есть некоторые вещи, которые не совсем мне нравятся, и я должен найти на них ответы. Я не совсем уверен, какую роль во всем этом играет Хелен, – говорит он, и я удивлен, потому что по описанию Лорен, думал, что они были лучшими друзьями.
– А это как-то связано?
Он смотрит на меня и небрежно пожимает плечами.
– Когда узнаю я, узнаешь и ты.
– Хорошо... Мои родители довольно очевидны, но почему мы не можем сказать Лорен? – спрашиваю я.
– Потому что она должна думать, что мы интегрированы. Это то, что вбито в ее голову, подтверждающее наше «исцеление». Не хочу, чтобы она беспокоилась о нас.