— Кровь еще идет? — спрашивает он.
— Немного. — Я отодвигаюсь и наблюдаю, как он вновь прижимает полотенце к щеке.
— У меня нет пластырей, — говорит он. — Я соврал.
— Я знаю, — киваю я. — У тебя ни черта в доме нет.
Его губы подрагивают в улыбке, но какой-то невидимый груз заставляет улыбку угаснуть. Что бы ни было причиной этого тяжелого чувства, на меня оно тоже давит.
Самсон убирает салфетку от лица и, бросив ее на стол, сжимает края столешницы руками, будто ему приходится себя сдерживать.
На этот раз он не сделает первый шаг, как бы сильно ему, казалось бы, ни хотелось. А я, как бы сильно ни нервничала, хочу ощутить полноценный поцелуй с ним от начала до конца.
Взгляд Самсона тянет словно магнитом, подталкивая меня к нему. Я нерешительно подхожу ближе. Несмотря на мой взволнованный вид, он не торопит. Просто ждет. Когда нам обоим становится ясно, что я вот-вот его поцелую, сердце начинает бешено колотиться в груди.
Ощущения на сей раз не такие, как вчера ночью. Весь минувший день мы думали об этом и явно пришли к тому, что оба хотим, чтобы поцелуй повторился, и от этого он кажется более значительным.
Не разрывая зрительного контакта, я привстаю на цыпочки и легонько касаюсь губами его губ. Самсон делает вдох, не размыкая контакта, будто пытается набраться терпения, которого в нем не осталось.
Я слегка отстраняюсь, потому что мне необходимо увидеть его реакцию. Напряженный взгляд и приоткрытые губы дают многообещающую подсказку о том, что будет дальше. Минувшие сутки я провела в сожалениях о том, что убежала из его кухни, и теперь у меня не возникает чувства, что это повторится вновь.
Самсон прижимается лбом к моему лбу. Опускает ладонь мне на затылок, и я зажмуриваюсь. Мы так и стоим, соприкасаясь лбами, и я представляю, что он тоже закрыл глаза. Будто хочет быть ближе ко мне, но знает, что не может обнять и не понимает, стоит ли целовать.
Я инстинктивно запрокидываю голову, желая вновь ощутить прикосновение его губ. Он принимает мое молчаливое приглашение и целует в уголок рта, а затем и посередине. Судорожно выдыхает, будто предвкушает грядущее.
Рукой, что сжимает волосы у меня на затылке, он наклоняет мою голову еще больше, и смело меня целует.
Целует неторопливо и глубоко, будто боится, что не выживет, если не поглотит частичку моей души в этом поцелуе. На вкус он как морская вода, а моя кровь по ощущениям похожа на море, бушующее и мчащееся по венам.
Я хочу жить с этим чувством. Спать с ним. Просыпаться с ним.
Мне не хочется, чтобы поцелуй заканчивался, но мне нравится, как Самсон замедляет темп. Постепенно, осторожно, тяжело, будто притормаживает медленно, как останавливался бы поезд.
Когда поцелуй заканчивается, Самсон отпускает меня, но не отстраняется. Я так и стою, прижавшись к нему, и он вновь сжимает столешницу руками вместо меня. Я признательна за то, что он не заключает меня сейчас в объятья.
Сегодня я убедилась, что способна справиться с поцелуем. А к объятьям пока не готова, и он уже знает, как я к ним отношусь.
Я упираюсь лбом ему в плечо и закрываю глаза.
Слышу, как Самсон дышит — тяжело и глубоко — и слегка прислоняется головой к моей.
Какое-то время мы так и стоим, и я не знаю, что думать и чувствовать. Не знаю, нормально ли, чтобы ощущаемая внутри тяжесть после поцелуя возросла в тысячу крат.
Мне кажется, будто я все делаю неправильно, но в то же время возникает чувство, словно мы с Самсоном, возможно, единственные во всем мире люди, которые все делают правильно.
— Бейя, — шепотом обращается он, прижавшись губами к моему уху, отчего по шее и рукам бегут мурашки, едва он произносит мое имя. Я так и стою, закрыв глаза и прижавшись к нему лбом.
— Что?
Повисшая пауза по моим ощущениям тянется гораздо дольше, чем длится в действительности.
— Я уезжаю в августе.
Я не знаю, что отвечать. Всего четыре слова, но ими он прочертил очень глубокую черту на песке. Черту, к которой мы, в конце концов, непременно подойдем.
— Я тоже, — говорю я.
Приподнимаю голову, и мой взгляд оказывается прикован к кулону на его шее. Я прикасаюсь к нему, водя пальцами по дереву. Самсон смотрит на меня, будто снова хочет поцеловать. Сегодня я бы разделила с ним еще тысячу таких поцелуев. На этот раз я вообще не испытывала неприятных эмоций. Поцелуй был приятным, но пронизывающим. Будто он поцеловал меня наоборот, как-то изнутри, в точности как порой смотрит на меня. Словно сначала видит то, что скрыто внутри меня, и лишь потом то, что снаружи.
Парень приподнимает мой подбородок пальцами и снова приникает к моим губам в поцелуе. Но на сей раз с открытыми газами, впитывая меня. Затем отстраняется, но несильно. Когда он заговаривает, его слова как будто просачиваются в мой рот.