Первые несколько недель в его доме она вела себя тихо, стараясь слиться с темными коридорами, раствориться в царящей там тишине. Раны быстро затянулись, от большинства не осталось даже легких шрамов, а сама девушка почти ничего не помнила. В глубине души Корвин этому радовался — он испытывал легкий укол стыда за то, что дал волю гневу не разобравшись.
Элли оказалась неприхотливой слугой: ела мало, выполняла абсолютно любую работу, на которую была способна подобная ей девушка, не дерзила и была покорна. К своему хозяину она, по всей видимости, особых добрых чувств не питала, но говорить о презрении или ненависти не приходилось. Девчонка воспринимала все происходящее в ее жизни как должное и вовсе не собиралась противиться судьбе.
Первую половину дня Корвин позволял ей заниматься чем угодно, и свободное время она проводила, бродя по заросшему дряхлому саду. Несколько раз некромант наблюдал, как она сидит под старым, покореженным временем дубом и плетет из травинок что-то отдаленно напоминающее венок. Только без цветов — простых одуванчиков в саду не было, а к декоративным цветам ее не подпускал садовник, хотя некроманту было абсолютно наплевать на эти клумбы. В обед за девушку бралась экономка: она нагружала Элли бельем, отправляла протирать пыль и чистить каминные решетки. А вечером, когда некромант возвращался домой, Элли призывали в библиотеку, где она, все еще дрожа от страха в обществе своего хозяина, строчкой за строчкой переводила старые фолианты.
Знания в голове девчонки оказались бесценными. Триста монет? Эта девушка стоила несколько десятков тысяч, и Корвин с некоторым торжеством поглядывал на ее кропотливую работу, мысленно поздравляя себя с удачной находкой. Кто бы мог подумать, что один поход в бордель может принести столько пользы.
Некромант одним глотком допил остатки вина в бокале, с громким стуком водрузил его на столик и прошелся по комнате, разминая ноги. Девочка вздрогнула, когда он нагнулся над ее плечом, смотря на аккуратные строчки ее почерка. Даже мурашки на шее пробежали — так сильно она боялась его.
— Как продвигается? — весьма миролюбиво спросил мужчина, когда Элли затравленно обернулась, выронив карандаш из пальцев.
— Почти готова третья глава, хозяин, — с почтительностью проговорила она, старательно отводя глаза, не желая встретиться с цепким взглядом некроманта.
— Молодец. Ты очень быстро работаешь, — Корвин уже было одобрительно похлопал ее по плечу, но передумал. — Заканчивай и иди спать. Мы продолжим с тобой завтра.
Элли послушно склонила голову, и некромант, еще немного постояв у нее за спиной, вышел из библиотеки. Сегодняшний вечер и, может быть, ночь сулили массу развлечений и удовольствий, которые в последнее время почти полностью исчезли из жизни мужчины. Накинув плащ и прицепив к поясу меч, он вышел во двор, вдыхая вечерний воздух полной грудью. Он часто уезжал из дома, иногда пропадал на несколько дней, но всегда возвращался.
Черный жеребец приветственно ткнулся мордой в плечо, и некромант погладил его по шелковистой шерсти. Садовник почтительно поспешил распахнуть ворота, и мужчина медленно выехал на круглую площадь.
Акат был одним их старейших городов и единственным в этой части мира пережил Войну. Пережил стойко, мужественно, но претерпев множество изменений, превратившись в двухъярусную крепость. Нижний город, куда некромант сейчас направлялся, представлял собой отголоски былого великолепия. Вот на этой площади раньше находился прекрасный зал Совета, а вот здесь, на месте этого вульгарного питейного заведения…нет, Корвин не помнил. Прошло столько лет, а Война началась, когда он был совсем юношей. Может быть здесь стоял храм или театр — в те годы его это не особо интересовало. Чем дальше он удалялся от верхнего города, тем новее и некрасивей становились постройки. И тем сильнее улицы были заполнены разномастным народцем.
Задумавшись, Корвин и не заметил, как оказался рядом с тем самым борделем. Мысленно пожав плечами, мужчина спешился, передал поводья подскочившему мальчишке и вошел внутрь. В холле к нему мгновенно подскочил лысенький толстячок, раскланиваясь на каждом шагу и высказывая свое почтение всякий раз, когда у него появлялась такая возможность.
— Нет, сегодня мне нужен ты, — с легким смешком прервал его мужчина, наслаждаясь бледнеющим и вытягивающимся лицо Ормака. — Поговорить.
— Как прикажет господин, — толстячок проводил его в свой кабинет и плотно прикрыл дверь. — Прошлый ваш визит был… давно.
— Вот о нем я и хочу поговорить, — Корвин уселся за стол, в кресло хозяина и с обманчиво благодушной улыбкой смотрел на своего собеседника. — Та девушка, Элли, или как ты ее называл, где ты ее взял?
— Ваша милость, ни в коем случае мы не хотели оскорбить вас… уверяю, это была досадная случайность, — Ормак всплеснул руками, затравленно смотря на мужчину. — Гента, эта невоспитанная грубиянка, была наказана, а когда мы поняли, что никак не сможем перевоспитать эту дикарку — избавились от нее…
— Я спросил, где именно ты нашел эту девчонку, — Корвин поморщился, жестом останавливая излияния толстячка.
— Я купил ее на рынке, — Ормак низко поклонился. — У старого болло.
— Имя?
— Господин должен простить меня — я его не знаю. Но он работает с человеком; вы же понимаете насколько сильно болло презирают людей.
— Как выглядит этот человек?
Ормак с готовностью описал работорговца, и Корвин покинул заведение. Изначально в его планы не входило посещение невольнического рынка, но ради удовлетворения своего любопытства некромант был готов потратить лишнее время. К этому часу торги закончились, а большинство торговцев уже занавешивали клетки грязными тряпками, отправляя рабов спать. Рабы, при виде мужчины либо гордо выпячивали грудь, либо забивались в самые дальние углы; их хозяева же наперебой начинали зазывать к себе.
— Знаешь ли ты торговца болло? — Корвин поравнялся рядом с просторной пустой клеткой, хозяин которой от неожиданности выронил тряпку, которой протирал толстые прутья. — Который бы работал с человеком.
Блеснула серебряная монета, и торговец тут же указал нужное направление и ряд.
— Духи охраняют твой путь, — Корвин спешился перед сидящим на небольшой деревянной лавке существом.
Существо подняло голову: из-под капюшона грязного балахона на некроманта взглянули светлые, водянисто-серые глаза. Торговец был древним старцем: грубая серая кожа, как и у всех представителей его племени, потрескалась, покрылась морщинами и шрамами; тонкие, бескровные губы были едва различимы, а некогда острые ряды клыков стерлись, превратившись в ровные ряды тупых зубов. Некоторое время он оценивающе смотрел на Корвина: взгляд его достаточно равнодушно скользнул по одежде незнакомца, по его лицу и задержался на черном жеребце, который нервно рыл копытом землю.
— Приветствую, подчиняющий духов, — наконец промолвил болло, низко, но не без гордости и достоинства, кланяясь. — Что понадобилось тебе от моего народа?
Корвин уселся на скамейку, жестом приглашая старика сделать то же — разговор обещал быть долгим. Болло, древний, почти вымерший народ, свято чтили традиции и ритуалы; одна из них — отвечать за весь свой род и за все свое племя. Именно из-за этого их и осталось так мало, и любовью к кровожадным людям они не пылали. Но чисторожденные были редким исключением.
— Несколько месяцев назад ты продал девчонку — безродную и неказистую.
Болло кивнул, и Корвин продолжил.
— Слабую, тощую, с большой раной на руке. Духи отвернулись от нее, и она попала в рабство; духи отвернулись от тебя — ты не мог продать ее даже на рудники…
— Ты не прав, — хрипло прервал ее старик. — Духи вовсе не отвернулись от этого человека.
— Вот как? Но разве может попасть оберегаемый духами человек в твою клетку?