У себя в комнате Салли долго лежала без сна, размышляя о Мэри и её письме. Рассказ Пег открыл много новых возможностей. Не соврала ли она, когда говорила, что Мэри не отдала ей послание? Может быть, девушка доверилась Проныре, а та показала её письмо Харкурту или миссис Фиск или какому-то врагу Мэри вне приюта? А может она всё-таки сунула письмо в сумку, но Харкурт или кто-то из сестёр-хозяек нашёл? Если же Пег выполнила свою часть уговора, почему говорит, что Мэри не отдавала ей письма? Но если она и правда обманула Мэри, то зачем вообще рассказывала что-то Салли?
Салли уткнулась головой в подушку, чтобы заглушить храп Рыжей Джейн. Отлично… пусть, Пег не врала и действительно не получала письмо от Мэри. Но куда сама Мэри его дела? Как оно в итоге попало к человеку, у которого его вытащила Салли? Кто мог его отправить? Или его выкрали у Мэри до того, как ей выпала возможность отдать его Пег?
Девушка составила своё послание вечером в субботу. Наверное, было не так просто поговорить с Пег с глазу на глаз в воскресение – тогда все постоялицы на весь день собираются в молельне. Возможно, она оставила письмо в комнате ирландки, но его кто-то нашёл. Тогда дежурной сестрой-хозяйкой была миссис Фиск, что с особым рвением обыскивала комнаты постоялиц. Салли посильнее сжала подушку и покрепче прижала её в ушам. Теперь она пыталась заглушить собственные мысли. Будь проклят мистер Кестрель и его головоломки! Один раз задумаешься – и уже не уснёшь!
Если есть на свете справедливость, то он тоже лежит без сна, так же раздумывая над этим делом. Салли представила его в кровати, без идеально сидящего костюма, с разлохмаченными тёмно-каштановыми волосами. Она вздохнула, с удовольствием потянулась и заснула с улыбкой.
Глава 14. Сестра, мышь и слуга
Джулиан искал возможность повстречаться с леди Гэйхарт. Днём в понедельник ему посчастливилось заметить её экипаж, подъезжающий к лавке шляпника на Бонд-стрит. Кестрель сумел подойти как раз вовремя, чтобы подать даме руку и, узнав, что она собирается выбирать капор, убедить, что ей не помешает мужской взгляд, а он – к её услугам.
Её тёмно-голубые глаза – прямо как у её брата Чарльза – очаровательно распахнулись.
- Но, мистер Кестрель, неужели вас интересуют дамские капоры?
- Сами по себе – нет. Но на женских головках они приобретают особое очарование.
- Я уверена, вы найдете это ужасно скучным.
- Единственное ужасное чувство, что вы мне внушаете – это зависть к Гэйхарту.
Она игриво стукнула его парасолью.
- Вы ужасно дерзкий и ни коем случае не должны идти со мной, – и заскользила к лавке. Её невозмутимый лакей придержал дверь и для Джулиана. Кестрель вошёл. Подобострастная француженка поприветствовала леди Гэйхарт и усадила её перед зеркалом. Вокруг засуетились помощники, поднося капоры, отделанные лентами и кружевом, украшенные цветами и страусовыми перьями. Леди Гэйхарт примеряла каждый, мило хмурилась в зеркало, поворачивала голову так и этак. Джулиан придвинул стул поближе – чтобы лучше рассмотреть капоры, как он объяснил – и пустился в тот род флирта, которого она и ожидала, и который Кестрель мог продолжать даже во сне.
Вскоре они дошли до сожалений о том, как пуст Лондон в это время года. Выяснилось, что Гэйхарты, как и Джулиан, были приглашены в октябре в Брэкстон-Кастл, но праздники отменили.
- Я думаю, со стороны лорда Брэкстона было просто ужасно сперва обещать веселье, – заявила леди Гэйхарт, – а потом отменить всё в последнюю минуту лишь потому что его дочь захотела сбежать и выйти за капитана с бакенбардами и половинным жалованьем. А Гэйхарт теперь взялся в одно утомительное и скучное дело – одну из тех южноамериканских шахт, на которых все так помешаны – и не хочет уезжать из Лондона и – вы не поверите – не хочет отпускать и меня! Смех! Если нам придётся и дальше всё время быть вместе, то мы начнём так ссориться, что лучше бы и не женились!
- Вы не можете ждать, что я буду сочувствовать тому, что вы остались в Лондоне, лишившись других поклонников, – он добавил будто бы между прочим. – Город почти пуст. Хотя ваш брат здесь.
- О, Чарльз, – она потеряла интерес. – Думаю, он просто боится, что стоит ему попытаться уехать, как на него набросятся кредиторы.
- Так он в долгах? Я об этом не знал.
- Я не знаю, насколько плохи его дела. Но он всё время просил у отца денег – которые получал, потому что отец не думает о нём ничего, кроме хорошего. Вы даже не представляете, какие верёвки Чарльз из него вьет. Это дурно, правда дурно! Но он всегда был любимчиком отца.