— Господин, у дяди есть сарай. Там тебя никто не потревожит.
“Господин” — так Наэва еще не называли. Монландка провела его по лестнице на задний двор, где оказались грядки моркови и укропа и тот самый сарай позади них. Видно, у сироты-приживалки здесь было маленькое царство, куда дядя не вмешивался.
Уснуть островитянин и не пытался. Забившись вглубь сырой темноты и закрыв глаза, как наяву увидел все тот же неотвязный кошмар, которого не было на самом деле. Страшную смерть Аны под пытками — от которой ее спасла смелость, не он. Впрочем, спасла ли? Наэв ведь мог только надеяться, что она не побывала в руках регинцев живой. Он вздрогнул и открыл глаза. Девочка жалась у двери, ей некуда было идти — только обратно к пьяным гостям и колотушкам дяди.
…не похожа на его Ану… совсем не похожа…
Наэв протянул к ней руку, чтоб только не быть одному:
— Если хочешь, подойди и останься со мной.
Утром Наэв проснулся, сжимая девочку в объятьях. На Островах не зазорно было провести ночь с той, что отдалась добровольно, не чужая жена и не посвящена богу. Он слышал, что у регинцев нравы иные, но мало об этом задумывался.
— Как тебя зовут?
Она пропищала:
— Тэрэсса…, — совершенно растерянная, испуганная, как птичка. Первым был у нее Наэв, и при свете дня она стыдилась поднять глаза на того, кто ласкал ее всю ночь. Смотрела исподтишка, запечатлевая его в памяти, — самый смелый свой поступок, самое яркое событие в жизни.
— Спасибо тебе, малышка, за все, — захотелось что-то ей подарить на память, но у него при себе ничего не было. Подумал, что девочка заслуживает хотя бы знать его имя. — Наэв, сын Авы и Сагитта, — назвал он себя.
Девочка повторила непривычные слова чужого языка:
— Красиво…
— Это значит "кинжал". Вот вроде этого, — указал он на Акулий Зуб на поясе. — У нас так многих зовут. Просто первое слово, что матери моей пришло в голову.
Удивляясь себе, Наэв понимал, что медлит уйти, что давно ему не было так тепло и легко.
— Хозяин накажет тебя?
Она неуверенно замотала головой:
— Священник накажет, это ведь грех… А дядя — он же сам приказал.
— Что приказал??
— Быть ласковой с посетителями…, — Тэрэсса залилась краской вины. — Не с тобой, к тебе велел не подходить. А я рада, что хотя бы первый раз я сама выбрала! — произнесла и в ужасе от своей дерзости стала оправдываться: дядя не может кормить ее даром.
Вот оно что, вот за какое непослушание она получает оплеухи. Хозяин таверны небось лично умыл и нарядил племянницу, и не за тем, что б была недотрогой.
— Идем-ка к твоему доброму дяди, — сказал Наэв. — Вместе поблагодарим.
Несколько мгновений спустя он вжал перепуганного хозяина в стену и объяснил:
— Ты догадываешься, кто я. Если узнаю, что ты снова ее бьешь, если узнаю, что ты кому-нибудь ее продал…
Он сделал для нее все, что мог, теперь действительно следовало уйти навсегда.
Девочка проводила его до двери — и вдруг кинулась на шею. Мало от кого она видела добро.
— Господин, а Анна… она умерла?
Странно и непривычно прозвучало имя Аны на регинском. Наэв так и замер у двери:
— Откуда ты знаешь?
Девочка вспыхнула до корней волос, пролепетала:
— Ты ночью меня так называл… Анной… А то, что ее нет, я по глазам твоим вижу…, — и вдруг отчаянно вскинула голову, выпалила. — Я буду за ее душу молиться, господин, и за тебя! Даже, если это грех! Всю жизнь буду!
И на следующий год его корабль, "Скакун", пристал к берегам Монланда, и Наэв нашел ее — напомнить о себе не столько ей, сколько хозяину таверны. Тэрэсса встретила его, будто последний раз видела вчера, такая же покорная, тихая, влюбленная. Отчего-то испуганно прошептала, что в сарай теперь нельзя. Ни одна женщина еще не смотрела на Наэва с таким обожанием, уж, конечно, так не смотрела Ана, любившая его, но не преклонявшаяся перед ним. Если Тэрэсса и слышала слово “гордость”, то на себя это понятие, словно платье королевы, примерять и не думала.
Она не задала ему ни единого вопроса, но дядька был более рассудителен и знал, что гость-разбойник вот-вот исчезнет снова, может быть, навсегда. Сбегав в сарай, а потом отпихнув зарыдавшую девчонку, хозяин сунул в руки Наэву сверток, робея и объясняя: он бедный человек, ему и сиротка-племянница обуза. Наэв не сразу сообразил, что у него в руках.