— Бежим…
Только прорубиться через бесконечных регинцев. Алтим, не смотря на раны, сражаться еще способен, Жрица совсем не удивлена, видя при нем Меч Волн. Выкованный Аквином, хранивший ее, пленный лантисом и вернувшийся назад — меч уже пять лет лежит без дела, ожидая, когда подрастет Мар. Семья Аква на оружие, побывавшее в руках врага, смотрела брезгливо, но сегодня юноше не пришлось выбирать. Дельфина с трудом выдернула клинок из мертвого тела. Она не помнила, как справилась с этим малым, должно быть, просто забыла, насколько неравны шансы. Регинцы прикрыты щитами и шлемами, а многие и кольчугой, на ней только изорванная рубаха до земли. Силы ее иссякали, а мужество давным-давно закончилось — на сколько же ее хватит?
Женщина пробежала за Алтимом шагов двадцать — и повстречала наяву свое видение.
Теор прорубал дорогу, легко сметая бывших тэру. Если б с ненавистью — нет, с безразличием привычного палача. В одной руке копье, в другой факел. Не помня себя, Дельфина, замерла у него на пути, встретилась взглядом.
— Теор! Брат! — и вдруг поняла, что стоит перед врагом, растерянная, глупо подставив себя под удар. Вспомнились детские страшилки: в Ланде есть то ли пытка, то ли казнь, когда преступнику поджигают волосы. Ее смоляные, роскошные, ниже пояса прекрасно подойдут. Предатель отшвырнул ее с дороги, вроде крикнул: "Спрячься!". Бросил огонь в открытую дверь дома Меды и Кэва и двинулся дальше. Дельфина ошарашено смотрела вслед. Ведь был же день, когда безутешно рыдал над убитым противником! Неужели слишком давно был тот день? Из горящего дома выскочил живой костер, покатился по траве, заливаясь истошным криком, и прошло бесконечно много времени, прежде, чем на руках у Дельфины затихла рыжеволосая девочка, одна из многих жертв этой ночи. Алтим звал тетку, но был уже далеко от нее, она отчаянно замахала ему:
— Не смей думать обо мне! Беги!
Потом Дельфина увидела Кэва — он рвался к Теору, чтобы убить, но рухнул, пронзенный копьем. Потом Меду — та с распущенными волосами бежала сквозь битву, не замечая регинцев, без единого звука припала к обгоревшему телу и замерла рядом с ним. И тогда Жрица узнала мертвую девочку — Фемину, дочь Меды и Кэва.
Наэв, полуодетый, с мечом в руках, замер на пороге. Повторил мысленно, осознавая: регинцы во главе с Теором идут к его дому. Другой решил бы, что это страшный сон, а Наэв годам к десяти уже понял свою судьбу: представь худшее, что может случиться, помножь на десять, и знай, что это и есть твое будущее. Но его воображения не хватило бы, чтоб такое представить! Теор привел на Острова врагов! Идет растерзать. Словно восставший мертвец, который приходит в мир живых чудовищем, а не тем, кем был при жизни.
К Наэву жалась Тэрэсса с младшим сыном на руках, двухлетний малыш цеплялся за ее подол. Старшие, Наэв и Сагитт, были на Острове Леса, но Ана была уже достаточно большой — как и Дельфину, ее отпустили погулять на свадьбе. Сам себя не слыша, Наэв еще повторял Тэрэссе, что все будет хорошо, и отчаянно соображал, что может сделать. Возле реки островитяне смогли организовать сопротивление, мужчины и многие женщины выстроились стеной, и захватчикам пока не удалось их опрокинуть. У чьих-то детей будет время убежать. Тэру, что жили ближе к берегу, успели столкнуть в Море лодки. Авмита и Авнора могут спастись, если Господин Морской их сохранит. Дом Наэва стоял ровно посередине и был окружен со всех сторон — его обычное везение. Человек двадцать регинцев против него одного — даже на миг не задержит, а мертвым уже никого не защитит.
Наэв бросил меч, тихо, уверено сказал Тэрэссе:
— Идите назад в дом.
Один шанс из тысячи лучше, чем ни одного. Пусть все будет, как Теор хочет.
Не оборачиваясь, он слышал, как Ана подхватила на руки двухлетнего братишку, ровный девичий голос повторил: “Идемте. Вы же слышали — все хорошо”.
— Зажила ли твоя рука, бывший брат?
Наэв невольно отметил, что даже с ним изгнанник говорит на регинском. Видно, отвык от родного языка.
Теор не убил его мгновенно, приставил меч, заставляя его, безоружного, отступать назад, к дверям. Хочет поиграть, как кошка с мышкой, насладиться местью — слава богам за этот шанс. Регинцы уже хозяйничали в доме, шарили в сундуках, ссорились из-за золотого браслета. Семью Наэва пока не трогали, отчасти потому, что те сжались в углу и почти не бросались в глаза. Отчасти же, потому, что Теор предупредил: эти — мои, этот дом — не жечь. Спесивого островитянина ненавидели все, но регинские воины смутно знали, что даже Герцог лишний раз с ним не спорит. Есть в этом человеке что-то, заставляющее подчиняться.