— А девчонка? Она-то знала, куда бежит.
Теор пожал плечами:
— Выбрала смерть. А впрочем — Пещера затоплена не вся. Тут дело в сноровке, хватит ли дыхания вынырнуть. Она плавает лучше рыб и в лабиринте помнит каждый выступ, — усмехнулся. — И еще предсказано, что Пещера пощадит невиновного.
Эдар Монвульский заговорил, безуспешно пытаясь скрыть суеверный страх:
— Мой сеньор, одна из пленниц только что предрекла Рэну ужасную смерть — и вот, исполнилось! Велите перебить этих чертовок, господин! Колдовства Остров люди боятся больше, чем их оружия. Морская Ведьма…
Теор неожиданно вскинулся, словно речь шла о нем:
— Пусть сидят дома с матушками твои люди, которые так испугались слов женщины! Морская Ведьма — это ложь! Обман! Просто островитянка, который разбойники прикрывались, как щитом!
— Господин, — взмолился Марэт, миролюбивый конюх, в тайне боявшийся крови, — позвольте мне самому зарубить этих тварей!
Всхлипнул и закрыл лицо руками.
Гэриху было невыносимо жаль оруженосца и совсем не жаль пленниц. Но и убивать их всех он не спешил, потому что живые обычно полезнее мертвых.
— Распорядись повесить ту, что прокляла Рэна, — ответил он Эдару. — И еще двоих за гибель наших людей, — по замешательству монвульского сеньора понял, что тот не знает, которую женщину следует повесить. Рэн вошел в дом один, стражи лишь из-за двери слышали голос островитянки. — Неважно. Выбери любых трех женщин, дай воинам развлечься, затем повесь.
Эдар с большой охотой отправился исполнять приказ, но Теор его опередил. Стражам он небрежно бросил, что желает поговорить вот с этой, — и указал на Дельфину. Те не стали спорить. Знали, что островитянину позволено многое, а от него никто не сбежит. Вслед за Теором Дельфина вышла из дома.
Капелла
Заклятье Жрицы, произнесенное много лет назад, расплывалось пятном в воде: “не нашшшшш…не сссссссмеем…”. Или это был лишь шум в ушах?
В затопленном коридоре прилив и отлив нежно обнимали друг друга, рождая воронки. Вода закручивала до каменного дна, и одному Богу известно, сколько раз Ив вырывался и всплывал, — но лишь затем, чтоб удариться о каменный потолок. Поначалу он пытался удержать Рэна — тот вовсе не умел плавать — но течение выхватило ландца из рук. “нашшшшш…нашшшшш…” Он искал Рэна на ощупь, шарил по стенам, ища выход, пока еще хватало воздуха. Он бился, сколько мог, отбиваясь от клешней ведьмы Ариды, и молился. А вода будто становилась гуще с каждым мгновением. И, наконец, против воли он сделал вдох. Горло перехватил спазм, легкие обожгло кипятком. Боль, паника, судорога прокатились по телу и замерли. Стало удивительно легко. Он чувствовал, как тело сдается, а видел перед собой капеллу в Новом Замке. Неф из белого камня, массивные своды почти без украшений — капелла подавляла грандиозной строгостью, словно длань самого Господа. Перед отплытием все люди Герцога причастились и исповедовались — за душу свою Ив был спокоен. Вода отталкивала его тысячей рук, потом кто-то вцепился в него или он в кого-то — было уже все равно. Последней мелькнула мысль, что мать его тоже окончила жизнь в воде, — очень давно и по своей воле.
Потом Ив видел, как со стороны, несмотря на кромешную тьму Пещеры. Он видел незатопленный грот — выход, до которого ему совсем чуть-чуть не хватило сил — и себя на каменной платформе. Губы синеют, глаза стекленеют, изо рта течет струйка воды, и похож он на мешок зерна из снесенного рекой амбара. Видел девчонку, из-за которой все произошло. Она не столько выволокла, сколько стряхнула с себя его тело. Повалилась рядом, дрожа и хватая ртом воздух. Значит, островитянка выжила. А нет ли жабр у морского народа? Сначала она закрылась руками, будто кто-то нападал, вжалась в камень, мотая головой: “нет, не надо”. Потом не выдержала, стала его тормошить, искать удары пульса, сердца. На ощупь — в Пещере собственную руку было не разглядеть. Завизжала и отскочила, как от прокаженного. Вот оно что. Девочка из народа Ариды боится утопленников. Над ней многие смеются, наверное. Островитянка явно большим усилием заставила себя вновь до него дотронуться. Запросила, залепетала, как маленькая: “Подожди, регинец, не умирай!”. Припала к его губам, будто целуя. Нела, вспомнилось роанцу, ее зовут Нела. Ее трясло, но похоже она знала, что делает. Ив смутно чувствовал, как грудь немилосердно давят и растирают. Пару раз она прерывалась, едва не падая, плакала и умоляла “Дыши…”, силы ее были на исходе. И, наконец, будто прорвала невидимую плотину. Ив стал мучительно оживать, застонал, захрипел, из желудка хлынуло горько-соленное Море. Теперь девчонка всхлипывала над ним с облегчением.