— Они чужие тебе, те, кого ты приучена звать братьями!
— Как и я тебе. Почему же хочешь меня спасти?
— На моей родине течет река Роан. Конечно, это не Море, но с одного берега другой не видно. Река смирная, будто сам Господь дал ее в услужение людям. Мы с Марэтом наперегонки переплывали ее еще маленькими.
— Ни штормов, ни водоворотов, — прошептала Нела грустно, как о недостижимом. — Хотела бы я за рыбой выходить туда, где ветер не унесет дальше другого берега.
— Рыбы в Роане больше, чем звезд на небе. Барон позволяет крестьянам ловить сетью и ставить запруды. Отец Марэта приносит в замок угрей, щук, лещей.
— Это твой друг, с которым вы вместе принесли нам воду?
— Мой двоюродный брат, — сказал Ив. — Только он рос в деревне, меня же отправили в замок, едва отлучив от кормилицы. Барон признал меня сыном. Больше, чем я признаю его отцом…
— Как же ты оказался так далеко от дома?
По усмешки Ива девушка поняла, что у него, полукровки благородной крови, дома никогда не было. Знак позора и горя для материнской родни, для сеньора — память о грехе, который этот человек, видно, пытался загладить. Регинка-островитянка знала, как это бывает. Когда вроде и неплохо все относятся, но все равно ты лишний. Роан был землей, где не всесилен Алтимар, и нравился Неле больше, чем следовало, — как и Ив. Но она знала, что обязана ответить на горячие убеждения вспомнить о том, что она регинка по рождению.
— На Посвящении своем я поклялась в верности Островам…
Должен понять — регинские воины высоко ценят верность господину.
— Хотя бы затаись на время, Мариа, держись от сражений подальше!
— Не могу…
— Пожалуйста! Я не хочу, чтобы тебя убили.
Нела-Мариа улыбнулась:
— Поверь, я тоже этого не хочу…
Смолкли крики. Был день, когда Дельфина одарила силой Алтимара всех мужчин с Берега Чаек. Память запрятала этот день поглубже. Но у Дельфины язык бы не повернулся назвать изнасилованием ритуал, когда тэру опускались перед ней на колени и просили о милости. Была битва, когда огромный бугай вдавил ее в землю всей тушей. Жрицы рискуют собой до старости или гибели — это означает, что жизнь Жриц порой обрывается так. Дельфина знала. Но никогда не видела, как это происходит, — когда много мужчин на одну женщину. Двое услужливо держат Кэмору, пока забавляется их товарищ? Она во всей жути представила себя на месте Кэморы, успела покрыться дрожащими мурашками, когда Теор вынес ей другой приговор:
— Тебя сожгут, дурочка.
Земля под ногами начала растворяться, мурашки превратились в угольки.
— Армия ненавидит и боится Морскую Ведьму. На что способны испуганные воины? Тебя сожгут после пыток, которые ты и вообразить не можешь. Не боишься, сестренка?
— Боюсь.
— Я предложил тебе жизнь. Будешь слепо искать смерти, потому что так тебя научили?
— Буду надеяться, что это не конец.
Оттолкнул ее, наградив тихими словами ее упрямство. “Помнит наш язык! Но до матушки Маргары ему далеко”. Что может сделать она? Какого, в самом деле, ждет чуда?
— Посмотри мне в глаза, Теор.
Отмахивается:
— Ты свой выбор сделала. Иди назад в дом.
— Посмотри!
Наэв говорил — глаза одержимого. Регинцы думали — дьявольские, кошачьи, слишком светлые. Цвета лунной дорожки над водой — встретились, схлестнулись с ее, темно-синими. Не было такой воды, в которой Дельфина не различила бы дна, и дно встретило ее… “пустотой, мертвой, убивающей! Готовой рядиться в месть, в ненависть — во что угодно, лишь бы не быть собой!”. Ведь был же когда-то, как чистый ручей. Ручью так легко стать болотом!
— Это не конец, — повторила она снова. — Я не надеюсь, а вижу.
Усмешка:
— Алтимар поможет?
— Нас с тобой в одну колыбель клали, и знаю я тебе лучше, чем ты сам себя знаешь. Так что просто поверь мне.
Резко оттолкнул ее, отвернулся:
— Сумасшедшая…
— Рыжий регинец, я метко стреляю. Обещай не попадаться мне в битве. Я и хотела бы промахнуться, да не смогу.
— Обещай, Мариа из Нелии, что мы еще увидимся.
Она знала, что должна ответить “нет”. Но не сумела.
Утром Ив вернулся в похоронивший его лагерь. Когда он, весь мокрый и шатающийся, появился из Пещеры, люди в ужасе шарахнулись от призрака. Потом был плачущий от радости Марэт. И сам Гэрих велел монахам провести молебен в благодарность. А лагерь охватил фанатичный восторг: демоны Островов посрамлены! Юношу расспрашивали снова и снова, и только Теор глухо посмеивался над его рассказом: