Эдару Монвульскому предстояло распоряжаться в лагере и охранять регинский флот. Ему перед выступлением сказал Гэрих:
— Теор с Островов мне больше не нужен.
На что способен предводитель разбойников? Гэрих желал получить ответ, которого не знал сам Арлиг.
— … мы с севера, Отец-Старейшина. Мы ловили кальмаров, когда пришли регинцы, потому и живы. А деревня…
— … словно боги прокляли нас!
— … словно демоны из темноты!
— … мы сражались, но они были повсюду…
— … оружие, Отец-Старейшина! Перед зимой его ведь никогда не спешат чинить!
— … моей дочери не было и пятнадцати!
— … в нашей деревне они пытали людей раскаленным железом, чтобы узнать имена Старейшин!
Плохие новости сыпятся как из рога изобилия. Трое помощников — их вся Община выбирала на Большом Совете — не успевают выслушать всех, и Арлиг вынужден наделить теми же полномочиями старших дочерей. Против обычая раздавать власть родне, но в ком еще он может быть так уверен?
Деревня Арлига — одна из самых крупных на Островах — окружена густым лесом. Полудикие свиньи отъедаются в нем, предоставленные сами себе, коровы и овцы пасутся на лугу. Минул Бычий Праздник, когда красивый юноша и многодетная женщина — Каэ и Дэя — возлегли на поле, призывая плодородие. Духи земли ждут начала осенних работ и белого быка, который вспашет первую борозду. Деревня далеко от берега. Никто и подумать не мог, как это важно, когда выбирали Арлига Старейшиной.
Несколько человек своими глазами видели гибель Сангмара, который жил возле Моря. Юноша с опаленными волосами и кровящей отметиной на щеке сообщает:
— Регинцы сожгли Гавань. С Берега Чаек мы все хорошо видели.
Каменное молчание. Каждый корабль для тэру — друг и верный соратник, и дом Терия неподалеку от Гавани. Значит, из членов Совета только Арлиг жив наверняка.
— Бери лошадь, — приказывает он. — Выбери десять проворных человек себе в помощь, и отправляйтесь через лес на восток.
Там десяток крошечных селений, разбросанных по всей береговой линии. Арлиг понятия не имеет, побывали ли там регинцы, добрались ли туда беженцы с Острова Кораблей. А может, там Терий?
— Назад вернетесь с ответами на мои вопросы и со всеми, кто может держать оружие.
О боги, сколько на это нужно времени? Что успеют регинцы за это время? Арлиг растерян и потому отдает самый простой приказ — отзывает в сторону трех верных людей и велит тихо задушить всех дэрэ в окрестностях. Чтоб не переметнулись. Ни один дэрэ еще не предал, но Отец-Старейшина действует на опережение. Держать при себе людей, которые не обсуждают приказы, — это он всегда умел.
Лет тридцать назад Арлиг был примерным воспитанником Острова Леса, а, значит, убежден, что жалеть себя — непозволительная роскошь. Иначе решил бы, что Нера-Пряха посмеялась над ним. Год как исполнилась мечта всей его жизни — быть избранным в Совет, он ничем не заслужил свалившуюся беду.
— Гонец с юга, Отец-Старейшина. Братья с южного берега подойдут так быстро, как только смогут.
— Регинцы были на Острове Совета. Сокровищница пуста.
Что ж, Арлиг ожидал этого.
— Да помогут нам боги! Остров Обрядов!
Нескольким Жрицам удалось спастись, они и сообщают о том, как, словно овец, регинцы перерезали Мудрых. Долина Быка стала военным лагерем и едва не плавится от ярости морского народа, тысячи человек пылают единым порывом “Отомстим! Отомстим!”, и благоразумие их на исходе.
Наконец, точно стрела, летит весть: “Выступили!”
— Убивайте каждого встречного, — напутствует Гэрих своих людей. — Да так убивайте, чтобы живые содрогнулись! Отплатим им за все!
Регинцы бурно приветствуют приказ. “Отплатим за все!” ревом катится по берегу, распугивая морских дев и птиц, будит Ивиру и младенца Тэрэссы. Слышат, задыхаясь от беспомощности, пленники, и Наэв — так же ясно, как накануне слышал крики умиравших тэру. Будто снова в Рогатой Бухте. Старая вина его, словно река расплавленного металла, течет по Островам, сжигая неповинных, — тех, кто и не знает о его давнем проступке. Четверо мужчин, связанные в доме Тины, объявили Наэва Выбранным Главарем, поэтому им он может велеть: не думайте сейчас о тех, кому не в силах помочь. “Иначе сломаетесь, а регинцам это и надо”. Враги его обходят стороной. Когда Теор явился с двумя воинами указать на Олеара — “Вот этот был дружен со Старейшиной”; когда Миста забили до смерти прямо в доме, потому что слишком яростно проклинал, — регинцы кивали на смуглого островитянина и предупреждали друг друга: этого не трогать. Конечно, это происками Теора ему такая милость. Себе Наэв тоже запретил думать — о Тэрэссе, Дельфине, детях — иначе б рехнулся еще в первый день. Много лет назад он решил: ненавидеть себя еще подлее, чем жалеть. Никому его бездна вины не поможет. Кроме Наэва, остался только Лан. Совершенно истерзанный мыслями о жене, да еще гибелью Миста в двух шагах, он почти созрел для чего-нибудь отчаянного и последнего. Только слово Выбранного Главаря останавливает. Наэв сам бы удивился, до чего спокойно и уверенно выглядит со стороны.