Под предводителем разбойников самая невозмутимая кобыла, которую только удалось сыскать в Долинах. Он толком не умеет сражаться верхом, но так легче перемещаться от фланга к флангу и обозревать поле битвы. Без нужды он не станет рисковать жизнью. А, если придется, мигом спрыгнет с седла и покажет врагам, чего стоит Отец-Старейшина.
— Проклятое поле перекопано! — орет Карэл так, будто это радостная новость. Голос его соревнуется с ревом двух армий, что стоят напротив друга друга, выкрикивая оскорбления. Речь о чужих матерях, гениталиях и о том, кого разрежут на куски. Рыцари строятся позади пехоты, сеньоры верхом объезжают позиции и вынуждены напрягать всю мощь легких, чтобы просто слышать друг друга.
Поле перегорожено бревнами и другими наспех сооруженными препятствиями, подступы к холму наверняка скрывают ямы. Островитяне сделали все, чтобы помешать коннице, но Карэл из тех, кого опасность пьянит. Что ему жалкие попытки жалкого морского отребья? Забава, веселье. Слава и радость битвы.
— Их господин позади всех! — орет Карэл. — Нашел себе клячу, чтобы убегать быстрее!
— Трус! — подхватывает Даберт Вермийский, сам прославленный трусостью и глупейшими ошибками.
Молодой Герцог ничего не говорит. Пристально вглядывается в фигуру всадника на холме, которая должна быть тем самым Арлигом из Долин. Среди пленников отыскался приятель этого Арлига — кажется, звали его Олеар. Не легко было заставить его говорить, но кое-что о Старейшине Островов, об его родне и прошлом, теперь известно. Насколько Гэрих может судить, ему противостоит человек крайне честолюбивый и упрямый. Но тот, кто шаг за шагом шел к власти и добился своего, уж точно не глуп.
— Стадо свиней! — орет холм.
— Бабье войско! — отвечает равнина.
Дельфины нет на поле боя, но ее Меч Волн здесь — на поясе Алтима равнодушно ждет своего часа. Сын Дэлады и Аква во втором ряду, хотя желал бы быть первым, изведать мощь регинского удара и ответить на него сполна — такого горе под маской ярости. К счастью, решает не он, а жребий. Незнакомый тэру рядом бросает взгляд на его лицо, отмеченное рваной раной, интересуется:
— Чем это?
Алтим пожимает плечами:
— Щитом. Наверное.
Он плохо помнит. Дом уже полыхал, на полу были тела родителей, и в дверях тот воин со щитом и почему-то без копья или меча. Щит способен ломать кости, но регинец сам был ранен, ударил не в висок и не в полную силу. Удар свалил Алтима в темноту, полную дыма и привкуса крови, потом рукоять в волнистых узорах как-то оказалась под рукой. Кажется, меч заговорил с ним, загудел странной мыслью в голове: “Огонь не властен над волнами!”. Откуда-то взялись силы встать на ноги. Алтим и теперь уверен, что это меч не пожелал сгореть, а его, человека, просто прихватил с собой.
Воин рядом присвистывает, оценив его везение. И вдруг спрашивает:
— Знаешь, как правильно убивать регинцев?
— Правильно?
Этот юноша ровесник Алтима. Драть глотку, мешая врагов с грязью, ему надоело, со знанием дела он рассуждает:
— В битве, конечно, не до того, но, если придется добивать пленника или раненного, запомни: только в брюхо! Не в горло, не так, как скотину режут. Вонзай меч в кишки, остальное пусть сделает Мара.
Алтиму не надо объяснять, что такая рана повлечет медленную и страшную смерть.
— Регинец еще успеет проклясть всех своих богов. Если это пленник, ты сам увидишь потеху.
Племянник Дельфины не сразу и находит, что ответить. За его плечами Посвящение, три рейда и кошмар на Берегу Чаек — убивать он умеет. Но не представлял, что агонией врага можно упиваться. Осторожно спрашивает:
— Регинцы убили кого-нибудь из твоей семьи?
Нет, его собеседник жесток не из мести.
— Живы-здоровы все. Слава Ариде, мы с юга, — и, конечно, спрашивает про семью Алтима. И тот, вспомнив дом, полный мертвых, понимает, что новый знакомый прав. Не как скотину! Кожу живьем следует содрать и с каждого регинца, и с предателя Теора! Дельфина на Острове Леса, бывало, сажала племянника на колени и говорила о милосердии. Не жаль врага, говорила она, так пожалей свою совесть. Но Дельфину регинцы не пожалели, а с ней отца, мать и сестру Алтима, и маленьких племянников.
— Как тебя зовут, брат?
— Норвин, — откликается тот, — сын Флариссы и Салма.