Дельфина раскидывает руки, как крылья, погружается в воду. Море трепещет, как жертва на алтаре.
Дельфина не совсем спит. В пол-глаза она видит девочку Санды, Тибу. Та все спрашивает, почему Санда не возвращается. Видит притихшую, задумчивую Ану. Видит и другую Ану, златовласую, навсегда молодую — невесомой рукой она гладит дочь по голове, улыбается и уходит, совсем не хромая. Все Острова расстилаются перед Дельфиной с высоты птичьего полета. Она видит пирующих регинцев и мечущихся бесприютных духов ее земли. Видит брата. Наэв думает сейчас о ней не как о сестренке, а как о Жрице великого Алтимара, умоляет: "Пусть окажется, что он соврал…" — но уверен, что Теор сказал правду. Лан много раз пытался найти слова, но Наэв просто смотрит в темноту невидящим взглядом. Пьяный барон Эдар без лишних слов подминает под себя пленницу. Снаружи гремят тосты во славу святого Фавентия, катится бочка вина, идол Инве тяжелыми шагами покидает Остров Леса. Лик его устрашающе прекрасен и каменный меч обнажен. Регинцы допьяна упиваются кровью, принимая ее за вино.
А вот и родина их, Региния, там их ждут. В Новом Замке слуги и лекари хлопочут вокруг очень старого человека, замковый капеллан читает молитву. Вечный Герцог не желает оставить этот мир раньше, чем возвратятся его корабли. Мара сидит подле него, словно верная жена, гладит его седые волосы. Напрасно Наэв зовет ее, нынче нет Мары на Островах. По всей Регинии обсуждают поход и славят ландского Герцога, но он уже не обнимет сына. Трепещет дно морское от каменных шагов Инве, и Алтимар кивает головой: “Сделай это, такова моя воля”. Всех видит Дельфина, кроме Теора, его скрывает темнота. Где-то в глубине материка тень Жрицы скользит по главной зале небольшого замка. По полу из камня, усыпанному жухлым камышом. Мимо холодных стен, увешанных видавшими виды коврами и гобеленами. Мимо храпящих слуг и собак, она с улыбкой входит в чужой сон. “Вот я, Марк из Лантисии”. Целует губы, что во сне шепчут ее имя. Он резко вскакивает, хватает ее за руку, как когда-то, на корабле: “Жива ли ты, островитянка?”
Не успев ответить, Дельфина обнаружила себя по-прежнему в доме Наэва, пленницей посреди вражеского лагеря. За окном — регинский пир. Подле нее Ана. Простенькие украшения девочка так и не сняла, она смотрится гостей с чужого праздника.
— Дельфина, почему этот человек так ненавидит нас?
Тина зло хихикает:
— Расскажи ей! Двадцать лет назад в моего Теора были влюблены все дуры Островов, кроме одной, и этой единственной была твоя мать.
Ана осмысливает услышанное.
— Теор любил ее?
— Так же сильно, как твой отец, — кивает Дельфина.
— А матушка выбрала не его? Он за это Наэву мстит?
Придется рассказать ей рано или поздно.
— Не за это, девочка. Однажды твой отец совершил очень злое дело.
Темные — как у Наэва — глаза Аны округляются недоверчиво. Она же обожает отца.
— Как так, Дельфина? Почему?
— Наверное, потому что был молод.
Наэв еще расскажет ей сам — этой мыслью Дельфина отметает все сомнения, увидит ли его Ана. Закрывает глаза. Сегодня будет долгая ночь, и иные заснут навсегда. Видения Жрицы ползут над походным шатром, где Гэрих Ландский преклонил колени в молитве. Над телами врагов и друзей в Зеленой Долине; над Нелой, крадущейся во тьме; над всадником, что ворвался в лагерь тэру на юге.
— Ирис, сын Миты и Ириса, — называет он себя перед Арлигом. — Отец-Старейшина Терий выслал меня вперед сказать тебе, что “Плясунья” и еще три судна пристали в Рыбьем Заливе. С Терием две сотни воинов.