Дельфина так и не поняла, было ли это сказано резко или с насмешкой.
— Ты, — продолжал Теор, — и Тина, и любая женщина для Обрядов. Мать та-акое рассказывает про ваши забавы…
— Я Жрица.
— Да-да, священная подстилка священно пьяных мужчин. В Регинии это по-другому называется.
— У Жрицы, — убежденно сказала Дельфина, — мужчина только один — бог.
Вот теперь он расхохотался. К ней после Священного Брака прикасался лишь один мужчина — Нан, но об этом нельзя было говорить вслух. На Побережье о многом судят не так, как она привыкла, — но чтобы равнять таинство с закрытыми домами Мерката! Побережьем правит мертвый Бог, распластанный на кресте, который они почитают амулетом, — ясно, что такому Богу не нужны молодые жены. Не ясно, как же родит их земля, скот и женщины.
— Старухи рассказывают много сказок, сестренка.
— Но я говорю правду! Ты не веришь, что я слышу Море, но это так. В каждой волне звенит его страх за тебя. За малейшую искру, которая станет пожаром. Море не враг тебе. И Отцы-Старейшины зла не желают.
— Осенью на Островах увидимся, — ответил он, наконец. — Тогда и поговорим…
В четырех переходах от Рогатой Бухты, на земле Лусинии, Герцог наголову разбил монландцев. Навязал Лусинии и Монланду выгодный для себя мир и возвращался с победой. Островитянам не откуда было знать, что целая армия идет домой близко от их любимого убежища.
Тем летом Море кричало, предупреждая. Был штиль, какого не помнили и старики, Море было гладко и напряжено, как тетива лука. Оно ждало, и Дельфина ждала с ним — беды, но не знала, какой. Она понимала язык Моря, но невозможно его перевести на человеческий, выразить словами. Снова и снова она вспоминала, как сказал Теор Наэву: “явиться к Герцогу, указать, где корабли”. Отмахивалась. Наэв никогда бы… Море кричало безмолвно, звало и подсказывало ответ.
Той весной Наэв и Ана поссорились накануне рейда. В Гавани Ана выглядела больной и растерянной от обиды, не обняла мужа, не дала обнять себя. Где-то сзади хихикала Тина, Теор упорно смотрел в другую сторону. У Дельфины на языке вертелось “ты же себе никогда не простишь, если…”. Но так и не решилась сказать сестренке “если с ним что-то случится”. Слышала, как Наэв, прижимаясь к ней, бормочет:
— Прости. Знаю, что дурак…
Ана оттолкнула его.
— Я верю тебе, — сказал Наэв.
Она горько расхохоталась.
У Наэва прощание весь рейд стоит перед глазами — Дельфина думала об этом на пути в Сургурию. У сестренки не было от нее секретов, и поливать корни Дэи молоком они ходили вместе. Дельфина знала, что Ана сейчас в том ужасном состоянии, когда холодно и жарко одновременно; хочется и не хочется есть; уже невмоготу, но еще не выворачивает. Знала, что ее болезнь, — не что иное, как первые месяцы беременности. От остальных, даже от мужа, Ана скрывала до последнего, боясь спугнуть долгожданное счастье.
Дельфина склонялась к воде, просила Господина Морей:
— Защити их.
И понимала — как он защит их от того, что они творят сами?
Поляна
Земля Герцога. Рогатая Бухта, дом злого бога, которого боится Побережье. Лес величаво шагает по скалам, спускается к самому Морю. Их учили когда-то на Острове Леса: густые деревья — лучшее убежище для лучника.
После деревушки Теор жил, как во сне. На корабле он нарывался на ссору, либо лежал неподвижно, пропуская свой черед грести, на стоянках бессмысленно шатался по берегу или уходил в лес. Тэру, законы и приказы больше не существовали для него, Милитару пришлось с этим мириться. Милитар махнул рукой и оставил Совету решать, что это — безумие или причуда. В тот день Главарь велел Теору убраться вон с глаз и набить в лесу птиц. Отослал подальше от Рогатой Бухты, чтобы до вечера вздохнуть с облегчением. Много лет спустя Дельфина решит: жизнью правят случайности. Неприязнь и недальновидность Милитара. Ссора с Аной. Бесполезно искать причину. Двадцатилетняя Дельфина того лета еще называла цепь случайностей судьбой, которую прядет богиня Нера.
Ускользнув из Бухты потихоньку, прокрадываясь через лес, Наэв так и не понял, сумел ли единственный раз в жизни перехитрить Теора, или тот и землетрясения сейчас бы не заметил. Наэв хотел только поговорить — по крайней мере, сам себе это повторял.
Сына Тины он нашел сидящим на поляне — про охоту тот совершенно забыл, положил лук на землю. На шорох в кустах и головы не поднял. Сын Авы почувствовал, как тяжелеет его собственный лук за спиной: “С Марой заигрывает! Так и напрашивается на стрелу.” Богиня Смерть всегда была благосклонна к Теору, словно сама влюбилась в лучшего из лучших.