Впервые за два года он говорит о Теоре вслух. Без тени вражды — сейчас вражда нелепа. Дельфина постаралась ответить хотя бы улыбкой. Редко кто ее утешал, наверное, она сама искусно убеждала всех, что в помощи не нуждается. Так и слышала в мыслях Наэва: хоть сестру уберечь.
Дельфина едва расслышала ликующие вопли пересохших глоток. Она одна ничего не понимала, когда Наэв начал ее тормошить и что-то втолковывать, потащил к краю утеса.
— Корабль, сестренка. Ну, взгляни же!
У нее не было сил на эти пару шагов, не было и желания их сделать. Внизу ждали острые, скрытые водой камни — Дельфина подумала о них и тут же забыла. В воздухе вновь появились стрелы, но никого не задели, уже даже не испугали. Наэв потянул Дельфину за собой, в пустоту.
Сам он вынырнул через мгновение. Алтимар услышал его клятву — “Плясунья” была далеко от берега, но была здесь каким-то чудом. Выбрались!
Держась на плаву, Наэв отчаянно вглядывался в волны, бившие об утес. Он надеялся, что не потеряет сестру в воде. Глупо надеялся.
— Дельфина!!!
Она знала, что при падении с высоты вода кажется тверже камня, но боли не почувствовала — как могло Море причинить боль своей Дельфине? Она часто силилась представить, какого же это — тонуть? Ужасно, наверное, когда легкие разрываются от желания сделать вдох. Но нет, вода сразу вобрала в себя боль, страх, усталость, смыла кровь с лохмотьев одежды, открыла двери и впустила в прохладный покой. Она не шла камнем к дну, она словно парила, даже пальцем не хотелось пошевелить. Чьи-то руки ее подхватили, и Дельфина сразу поняла, что это не Наэв, так хотевший ее сберечь, не кто-то из своих. Она отчаянно вцепилась в него, прижалась, как в детстве, когда мать оставила ее одну.
“Любимый…”
“Я здесь, Дельфина. Тебе надо дышать”.
Она, на суше плакать не умевшая, зарыдала в три ручья, но Море все равно не сделать солонее.
“Всегда надо больше, чем я могу!”
“Твоя судьба ждет тебя. Наверху”.
Он припал к губам поцелуем, которым ни один смертный не одарит, — и оттолкнул ее прочь.
Воздух встретил Дельфину безжалостно, словно новый удар по голове. Волны заспорили с ней, попытались унести к утесу — но она не зря плавать научилась раньше, чем ходить. Она удержалась на поверхности. А потом крепко сжал Наэв.
— Слава богам, сестренка! Хотя бы за тебя…
Дельфина достаточно была в сознании, чтоб понять его слова. И ей стало стыдно. Можно было меньше себя жалеть и выныривать проворнее.
Потом картины поплыли перед глазами, как тучи по небу. Белая Лента под парусом, наконец-то знакомые доски “Плясуньи”. Полумертвые от усталости гребцы. Наконец-то вода — Дельфина жадно пьет, проливая половину, умоляет Лана: “Еще!”. Знает, что гонец Лан убит вместе с Аной, но думает только о воде: “Еще…”. Фор и Алтрис рассказывают наперебой, не слыша друг друга. На берегу беснуются регинцы. Наэв отдает команды. Малыш Ирис — все-таки малыш, хоть и сражался храбро — на скамье рыдает взахлеб. А сама Дельфина — увидела, словно со стороны — обнимает Лана и не плачет, а отчаянно хохочет.
В Море утонули последние стрелы и проклятья, на берегу птицы начали свой пир. Виланский сеньор прибрал к рукам немалое богатство, за сутки успевшее трижды сменить хозяев. Люди сеньора, наконец, получат награду. Пленник, ради которого круды собирали выкуп, теперь надолго останется в плену, но о нем никто не вспомнил.
Зеленоглазый левша поднял меч, отброшенный в сторону во время боя. На покореженном лезвии запеклась кровь Ансэла, да и лантиса клинок успел задеть. Меч той женщины — странно, что до сих пор никто не нашел.
— Клянусь святым Марком, это работа настоящего мастера!
Лантис сам был сыном оружейника и знал, о чем говорил. Лезвие было повреждено, но можно исправить, и меч прослужит долгие годы. Еще немало врагов положит. Клинок слепил солнцем, смотрел на победителя пустыми глазами рыбы. Левая рука лантиса сомкнулась на волнах рукояти, и те ужалили холодом. Навевали дурные мысли о морских глубинах. С ужасом виланский воин понял, что меч не желает менять хозяина. Волны превращались в шторм, цепкие водоросли тянули к нему свои сети. Захотелось бросить трофей, но из упрямства лантис этого не сделал. Море — всего в нескольких шагах от его ног — ответило на зов, как ведьма, зашептало. И вдруг все кончилось. Или все это было лишь игрой света и усталого воображения? Меч затих, заснул, покорился — человеку или приказу иных сил. Левша мысленно обругал себя: стыдно в подобное верить. Рукоять с этими проклятыми волнами надо заменить, да и только, и пусть меч волей-неволей сражается против Островов.