— Мара, старая ведьма, что ж ты делаешь!
С шеи она сорвала ожерелье из ракушек, резко, словно хлестнув богиню по лицу, швырнула его в воду:
— Вот моя жертва тебе, Мара! Ракушки, мертвые, как ты сама. Хватит с тебя крови!
… спор притих, с корабля взвизгнула Тина:
— Я??? Ни за что!!!
Интересно, чем бесстрашную Тину сумели так напугать?…
Море не всколыхнулось от слов Дельфины, Мара не утащила ее своим змеиным хвостом. А, впрочем, Дельфине было все равно. Если б богиня появилась перед ней, разбойница вцепилась бы в ее седые волосы.
Амулет
В эти же часы далеко от Дельфины происходили события, о которых она узнает много лет спустя. Накануне конюх рыцаря Угберта Виланского выпил лишнего и решил удивить случайного знакомца в таверне. Рассказал о хромоножке с Островов.
— Двух славных воинов подстрелить успела! Прежде, чем мой господин ее настиг.
Конюх не мог понять, отчего его молчаливый собеседник резко вскочил, едва не опрокинув деревянные чаши на столе. Снова сел, почти рухнул на скамью. До сих пор он казался конюху намного трезвее, чем ему полагалось быть.
— Ведьмы с Островов, — повествовал виланский слуга, — никогда не промахиваются. Знаешь, какой лучник всегда попадает в цель? Тот, кто первую свою стрелу выпустил в Распятие.
— Как зовут твоего господина?
Конюх сначала ответил, а потом уже всполошился: новый знакомый даже имени своего пока не назвал. Вертевшиеся на языке вопросы регинец побоялся задать. Чужак был безоружен, но что-то подсказывало: безопасней будет остаться в неведении. Странные, очень светлые глаза незнакомца вспыхнули такой яростью, что конюх мгновение не сомневался: сейчас этот сумасшедший задушит его не понятно за какую провинность.
— Говори! Хромоножка… досталась им живой? Им… всем?…
Конюх испуганно заверил, что этого не было, для убедительности поделился своими знаниями об островитянах:
— Да ты слышал когда-нибудь, приятель, каковы их женщины? Детей они рожают от родных братьев, а то и от самого дьявола морского! У нее, у этой хромой, была дудочка в руках, не иначе, как своего покровителя звала.
Конюх набожно перекрестился. Светлоглазый бессмысленно повторил:
— Дудочка…
— Вот мне один ученый человек рассказывал: давно когда-то были воительницы, которые одну грудь себе с детства прижигали. Уверен, и морские сучки так делают — одна их нечисть знает, зачем.
Не поднимая головы, человек спросил:
— Ты видел когда-нибудь островитянок?
— Да сохранят меня святые! А ты видел?
Он кивнул, и конюху захотелось удовлетворить любопытство:
— Приятель, а правда, что у них ###, как у мужчин?
Собеседник окинул его пустым взглядом и безумно рассмеялся, сотрясаясь от хохота, выговорил:
— Как, по-твоему, они детей рожают, если у них…?
Конюх засмеялся вместе с ним. А он вдруг уронил голову на стол и зарыдал, даже не пытаясь скрыть слез.
— Ты совсем пьян, друг…
На другой день Угберта Виланского на пустынной дороге нагнал вооруженный всадник. Предупредил:
— Можешь позвать на помощь.
Рыцарь был лет на двадцать старше внезапного врага, всякое успел повидать — но в глубине души содрогнулся. Зловещее впечатление производил незнакомец. Быть может, из-за слишком светлых глаз — нечеловеческого какого-то цвета.
— Не бойся, регинец, я не стану привязывать твое тело к дереву воронам на потребу.
Угберт начал понимать, но было поздно — единственный удар пронзил его насквозь. Светлоглазый не улыбнулся победе, но и не вонзил копье второй раз, наслаждаясь местью. Было время — в другой жизни — когда одна мысль об убийстве вызывала в нем отвращение. Был день, когда он зарубил сдавшегося врага и думал, что земля должна поглотить его живьем. Но даже малыш Ирис — такой же мальчик, как убитый — продолжал сидеть с ним рядом, словно ничего не случилось. Был момент, когда он осознал, что убивать до смешного легко, человеческая жизнь хрупкая, как сухая ветка, а стоит и того меньше. Сейчас он ничего не чувствовал, даже во сне видел одну темноту.