Рано утром, примерно часов в семь, я, Юра Бутырлин, старший нашей группы, старший оперуполномоченный по особо важным делам и двое моих напарников уже были возле квартиры Парашютиста в Первом микрорайоне. Квартира находилась на первом этаже пятиэтажной хрущевки. Осмотрев издалека окна в мощный бинокль, мы заметили на них качественные железные решетки. Поэтому наш квартет сконцентрировался непосредственно возле входа в однушку. «Откройте, соседей заливаете!» — этот вариант не подойдет, первый этаж все-таки. Поэтому вперед выпустили Юру. Тот, несколько помятый, возрастной, с лицом рабочего-сварщика, кем он и являлся до службы в органах, отлично подошел на роль прораба из управляющей компании и не вызвал подозрения Парашютиста. Нам было известно, что преступник очень дерзкий, решительный, держит себя в прекрасной физической форме, постоянно тренируясь в спорткомплексе СКА. Не мудрствуя лукаво, мы заняли позиции справа и слева от входной квартиры крадуна-домушника с обнаженными стволами, готовые ворваться, как только дверь приоткроется. Планы несколько изменились, когда в приоткрывшуюся дверь мы увидели двоих маленьких детей примерно двух-трех лет, причем дети стояли первыми возле входной двери, а за ними уже Парашютист с голым торсом и его жена. Преступник действительно был очень крепкий и не испугался, увидев нескольких вооруженных мужчин.
— Спокойно, Парашютист, не дергайся, детей пожалей! — крикнул я крадуну. — Ты в розыске по тяжкому преступлению, сглупишь, откроем огонь на поражение! — пытался я сходу ошарашить домушника. На самом деле стрелять в такой ситуации было нельзя.
— Не стреляйте! Я все понял, — ответил домушник.
— Ложись на пол, руки за спину!
Преступник подчинился. Перед тем как сдаться, Парашютист был готов к прорыву, я буквально на секунду разглядел выражение лица преступника. До этого момента мне уже сотни раз приходилось брать преступников разных мастей: убийц, наркоторговцев, наркоманов. В девяносто девяти процентах дерзкие с обычными гражданами бандиты, видя перед собой волкодавов, к категории которых я отношу себя и своего напарника Андрона, сдувались, как воздушные шарики, и безвольно подчинялись командам оперов, не всех, конечно. Парашютист же относился к оставшемуся одному проценту настоящих духовитых и дерзких людей. Если бы не двое маленьких детей, за жизни которых переживал домушник, он пошел бы на прорыв, не моргнув глазом.
Через несколько лет, отбывая наказание в местах лишения свободы, Парашютист, будучи в отпуске, приезжал к нам в управление, причем просился на прием к Юре Бутырлину. Юра был старше нас всех, в те годы было ему лет пятьдесят.
— Юрий, спасибо вам большое!
— За что?
Юра был настоящим циником и к проявлению чувств был не склонен.
— Если бы не вы, так и жил бы я преступником. Отсижу, выйду, буду честно жить и растить детей!
— Ну ладно, ладно, давай чайку попьем, — предложил старший опер по ОВД.
— Так скажи, на самом деле зачем пришел? — Важняк пытался найти двойное дно в домушнике.
— Вы мне не верите? Мне ничего не надо, просто зашел сказать вам спасибо, — обиделся Парашютист.
— Успокойся, я просто тебя проверил. Верю, что встал на путь исправления. — успокоил важняк домушника, сам, конечно же, из-за собственного цинизма не поверив ни на грамм неплохому, в общем-то, парню.
Еще одно интересное задержание произошло в 1999 году. Наш первый отдел работал по похищению человека. Выловив одного из похитителей и успешно, как мы думали, поколов оного, весь наш отдел во главе с Алексеичем оправился на адрес освобождать похищенного человека. Таких преступлений в годы моей работы было множество. Похищали в основном должников. Кредиторы либо третьи лица, к которым обращались кредиторы, искренне не понимали, что удержание в подвале (либо в какой-либо квартире) должника превращает их в самых что ни на есть преступников, причем совершивших тяжкое преступление. Сосредоточившись по наводке уже отловленного похитителя возле адреса со стволами в руках, отдел в составе примерно человек десяти готовился ворваться в адрес, чтобы все крушить и ломать всех, кто попадется на пути. С категориями бандитов, подозреваемых в совершении тяжких преступлений, у нас было принято не церемониться.