«И правильно делали», — добавляет Маркионов.
«Господь, — объясняет он, — с целью исправления мира нисходит к нам постоянно: в телесном обличье (Христос), в бестелесном (Ангелы), вовсе без обличья (Дух Святой) — и каждый раз оказывается подхвачен встречным потоком времени. Или, что вероятнее, добровольно отдаётся течению, дабы иметь возможность общаться с нами. Сокровенного же Божиего, действительно, никто не видел, поскольку в Его поток времени никому из смертных проникнуть не дано».
«Оказывается подхвачен встречным потоком времени». Вот вам и объяснение, почему Ангелы не ходят спиной вперед. О. Онуфрий его либо пропустил, либо не понял.
Ситуация, однако, чревата парадоксом: если Всевышний, отдав Себя на волю волн, проведёт в нашем мире хотя бы пару минут, то, вернувшись по лестнице Иакова на Небо, Он неминуемо встретит там Самого Себя, только ещё собирающегося посетить Землю.
Но тем-то и велик ересиарх, что, столкнувшись с парадоксом, незамедлительно обращает его в свою пользу. Согласно тому же Дионисию, небо заселено не менее густо, чем земля. «Сколько чинов небесных Существ, какие они, и каким образом у них совершаются тайны священноначалия, — пишет Ареопагит, — в точности знает это, как я думаю, один Бог, Виновник их Иерархии».
Дионисий ошибается. Знают двое: Бог и Маркионов.
«Несомненно, — делится очередным откровением наш ересиарх, — что Херувимы, Серафимы, Престолы и прочие небесные Существа, каждое из Которых есть Господь, образуют Иерархию по старшинству». И делает существенное пояснение: срок, проведённый во встречном потоке времени, отнюдь не вычитается из общего возраста Господа, но, напротив, прибавляется к нему.
Такое чувство, что детская любовь Маркионова к фантастике не ограничивалась творчеством братьев Стругацких.
То, что мир с человеческой точки зрения вырождается, так же ясно для Маркионова, как простая гамма. Слова Христа: «Ученик не выше учителя», — ставят, по его мнению, предел нашим беспочвенным и горделивым мечтаниям.
Повторяю, опровергать Маркионова с помощью цитат из Библии не имеет смысла.
Во-первых, он убеждён, что, несмотря на внятную диктовку Святого Духа, многое было услышано и записано неверно. Правильно понятое Маркионов берёт на вооружение, понятое же неправильно отбрасывает без колебаний или, как принято у богословов, попросту замалчивает.
Во-вторых, давно уже подмечено, что, опровергая еретика, в конце концов неизбежно впадаешь в противоположную ересь. Кстати, статья о. Онуфрия «От лукавого!» — яркий тому пример.
Мельчает род людской. Это положение Маркионов для большей доходчивости предпочитает доказывать не на библейском, а на житейском материале. Даже если взять уровень заурядного обывателя, заявляет он, вы обнаружите, что зрелым людям обычно кажется, будто во времена их юности жилось лучше (народ был честнее, рыба крупнее, и т. д.). Молодые с ними, естественно, не соглашаются, однако, повзрослев и поумнев, сознают свою ошибку и начинают говорить то же самое.
Нет такой культуры, которая не тосковала бы об утраченном Золотом Веке. Самые выдающиеся гении — от неизвестного автора «Слова о полку Игореве» до Лопе де Вега — сознавали свое ничтожество по сравнению с титанами былых дней.
При советской власти, когда подавляющее большинство населения верило в светлое будущее, мысль Маркионова прозвучала бы неубедительно, но в наши дни афер, зачисток и отрезаемых голов, когда прошлое представляется радужным, настоящее — чёрным, а грядущее — смутным, нам трудно что-либо возразить ересиарху, и он этим пользуется вовсю.
Можно, конечно, спросить Маркионова: «А как же научно-технический прогресс?» — но лучше так не делать. При одном только слове «прогресс» в бывшем монтировщике сцены пробуждается Вольтер и слог его обретает изысканную язвительность:
«Сидя в вагоне, порой не сообразишь, который поезд тронулся: твой или соседний? Вот и в жизни тоже: смотришь и пытаешься уразуметь, то ли техника вокруг совершенствуется, то ли мы деградируем».
Прогресс железяк сопряжён с регрессом человека. На ехидный вопрос, каким образом человек, деградируя, ухитряется изобретать всё более сложные механизмы, Маркионов отвечает, что с точки зрения Бога всё обстоит наоборот: отказываясь от очередной железяки, человек становится умнее. А на робкое замечание о пользе науки и техники бывший монтировщик с маху отрубает: «Когда костыль становится ненужен, его отбрасывают».
Затем, внезапно притянув за уши к своим рассуждениям ещё и теорию расширяющейся Вселенной, ересиарх подбивает итог: с каждым мгновением мироздание становится больше и хуже. Но это нисколько не огорчает Маркионова. Скорее радует. Для Бога-то оно с каждым мгновением становится меньше и лучше.