О Боге известно, что Он контрамот, что характер Его изменяется с возрастом и что, создав Вселенную в черновом варианте, Он неустанно её улучшает, желая видеть Своё детище безукоризненным. Если сравнить Всевышнего с литератором, то Флобер и Бабель, пожалуй, окажутся наиболее близки Его образу и подобию. Бесконечная правка, бесчисленные сокращения, относительно малое количество дописок и вставок. Жёсткий отбор выразительных средств. Краткость — сестра таланта. (Кстати, не потому ли на лацканах вандалов были обнаружены значки с изображением А. П. Чехова?)
Ещё известно, что характер Бога со временем портится. Начав с кротких наставлений и увещеваний, Он переходит затем к принуждению и заканчивает откровенным террором.
Как же будет выглядеть наш мир, когда Господь наконец решит, что достиг совершенства, и прервёт работу? Мы знаем это. В общих чертах итоговый вариант дан нам во второй главе «Бытия». Эдем. Земной рай, где обитают двое: Адам и Ева, ещё не вкусившие плода с запретного дерева познания.
Потрясающий лаконизм! Всё равно что сократить роман до размеров миниатюры.
Так и хочется спросить Маркионова: каким же образом Богу удастся завершить начатое, если к тому времени Он, по словам ересиарха, окажется не способен даже вспомнить собственное имя?
Но стоит ли придираться по мелочам!
Морально-этическая концепция нового учения угнетает своей безысходностью. Атеистов марксистского толка хотя бы поддерживала мысль, что они умирают не зря и что потомки их будут жить при коммунизме. Последователи Маркионова даже этого утешения лишены.
«Мы шли в мир разума и братства, — сожалеет о контрамоте У-Янусе комсомолец Саша Привалов, — он же с каждым днём уходил навстречу Николаю Кровавому, крепостному праву, расстрелу на Сенатской площади и — кто знает? — может быть, навстречу аракчеевщине, бироновщине, опричнине».
По Маркионову, как видим, всё наоборот. С каждым прожитым мгновением род людской удаляется от уютного совершенства двухместного земного рая, погружаясь в черновой первичный хаос. Впереди — кромешная тьма, прорезаемая алыми сполохами «Откровения от Иоанна». Единственное, что радует: работа Божья идёт неровно, творческие взлёты чередуются с падениями, вселяя подчас в обывателя беспочвенные надежды на улучшение жизни.
И напрасно пытается убедить нас о. Онуфрий (Агуреев) в том, что последователи Маркионова, совершая свои нелепые бесчинства, надеются на грядущую благосклонность дьявола. Конечно, нет такой мерзости, на которую не решился бы истинно верующий ради спасения души своей, но заверяю вас, что в данном случае ни о каком спасении и речи не идёт. Отчаянная попытка Христа повернуть человеческое восприятие вспять не удалась. Дважды уже приведенные здесь слова Маркионова о том, что «в Его поток времени никому из смертных проникнуть не дано», звучат приговором.
Благородство и мрачный трагизм новой секты остались незамеченными. Ни Э. Г. Страдников, ни о. Онуфрий не обратили внимания на главное: у последователей Маркионова нет шкурных интересов. Всемерно ухудшая этот мир, они ищут не личной выгоды, но стараются морально поддержать Бога, Который, существуя в противоположном направлении по времени, несомненно должен испытывать радость при взгляде на стремительно исправляющихся людей.
Не думаю, что новое вероучение привлечёт многих, поскольку требует полной и безоглядной самооотверженности. Недаром даже у беспощадного Маркионова дрогнула рука, когда, пройдя Библию от доски до доски, от конца до начала, он достиг Эдема и милосердно прервал повествование.
Ересиарха можно понять. Уж больно безотрадная в противном случае возникла бы картина: вот, отдохнув в субботу, Бог окидывает последним взглядом содеянное, после чего в течение шести дней решительно предает небытию сначала людей, потом зверей земных, рыб, светило ночное, светило дневное, деревья, траву — и, смешав напоследок небо с землёй, удовлетворённо гасит свет.
И видит, что это хорошо.
2003