«Люциус, — мысленно возмутилась демонесса, — неужели нельзя верить в нее».
«В Галю можно, самой Гале нет. Видишь ли, у нее отсутствует выдержка к ругательствам. Даже заклинание словоохотливого Бургомита не помогло».
— Простите, что прерываю, — подал голос Татих, — но численность проклятий от бывшей жертвенницы Гали Гари снизилась колоссально.
— Приятно слышать, что мы в безопасности, от новых приступов головной боли и неприятных неожиданностей. — Не посмел, не заметить Люциус, а мысленно уже подумал: «Ее явно укусили».
«Только не это… — Олимпия побледнела, — бедная Галочка!»
Дьявол ласково погладил ее бедро и неожиданно ущипнул.
«Дорогая, в самую пору жалеть не Галочку, а вурдалака, покусившегося на нее. Он теперь отравлен».
— Что?! И это ты говоришь о жертвеннице, которая нас свела?
— Да, о ней. Она может быть и умная девица, но зараза еще та! — ухмыльнулся Темнейший, раздумывая над тем, что его семейная жизнь всегда будет радостно сладкой.
— Люциус!
— Да, милая? — он опять ее ущипнул.
— Ты…!
Далее диванная подушка, выуженная синеглазой красавицей из-за спины, полетела в рогатую голову. И, вопреки всем расчетам, растворилась перед дьявольской ухмылкой: — Что, дорогая?
— Ты невозможен!
Вторая подушка осыпалась пеплом и так же не стерла наглого выражения с его лица.
— Неподражаем, — он прижал ее так, чтобы и пискнуть ничего не могла. И не долго думая, с жадностью оголодавшего завладел губами любимой.
Громкое и возмущенное мычание почти Повелительницы Аида, быстро сменилось сладостным стоном. Ласковые ручки красавицы перестали колотить Темнейшего по спине, и с нежностью зарылись в его черные локоны.
На заднем фоне слышались тихие слова озадаченного реве. Многоуважаемый Татих на своем веку многое повидал, но свидетелем такого поведения Люциуса сына Люцифера был впервые. Краснея и бледнея, он пытался призвать их к порядку и показать что-то в свитках, ведь же дело есть дело и не просто же так он их позвал. Но все было тщетно.
— Дорогие… У-уважаемые… Темнейший…? — Повелительница…?
Понаблюдав за ненасытной парочкой на диване, который из двухместного предмета мебели трансформировался в кровать, реве обреченно вздохнул.
Достучаться невозможно.
— Что ж, — прочистил горло, он сказал, — прерывать не буду, пришлю свитки через сундук тьмы. — Далее попытался проститься. — Желаю хоро…, добро… хм, приятного Вам дня.
Камень мигнул, и парочка, страстно целующаяся на кровати, замерла. Потому что Светлейший из Темнейших оторвавшись от демонессы, язвительно сообщил:
— У нас дела, милая. Ты ведь подождешь?
Он лукаво прищурился, услышав ее раздосадованный стон, но радовался недолго.
— Ты это специально сделал?
В мгновение ока синеглазая красавица пришла в себя, взгляд горит праведным гневом, губы алеют, щеки красные, а самое завораживающее, это ее сбившееся от поцелуев дыхание и часто вздымающаяся грудь.
— Я дал тебе несколько затребованных минут, — заявил он с правдивым взглядом, даже кивнул пару раз. — Правда-правда.
— А если честно?
— Не смог удержаться, — невербально ты очень настаивала на этом сама, особенно, когда предлагала подождать…
— Невербально?
— Да, — сообщил дьявол, возвращаясь к ее губам. — Я же тебя чувствую.
— Нежный мой, я тоже многое чувствую.
— Да?
— Да. И знаешь, тебе не помешает холодный душ!
И вода с камня для переговоров между мирами, окатила Люциуса с головы до ног.
— Постоянно забываю, какая еще стихия подвластна тебе, помимо моего жаждущего сердца. Ладно, подожду. — По щелчку пальцев дьявола, ложе вновь трансформировалось в двухместный диван, а одежда на нем высохла.
— Посмотрим, что нам реве отправил?
Не знаю почему, но именно эти строчки всплыли в моем мозгу и вот уже минут пятнадцать прокручиваются по кругу, потому что более ничего из «реквиема» я не помню, а на мотивчике меня, недурно так, заклинило. Перед явной смертью кого бы ни заклинило. Хотя, чего жаловаться вместо двухсот фронтовых мне дали нормально поесть и поспать и только после этого направили к Рыру — на верную гибель. И Лихо, паразит такой, приободрить решил на последок вампирской пословицей: «Допустила узелок в кружеве сама и развязывай».