- Малыш, какого чёрта ты позволяешь рабыне так с собой…
- Заткнись, падла! – рявкнул я на Салмона, уже не в силах сдерживать себя. – И хватит звать меня малышом, я тебя не сопляк какой! А ты, Катрин… Хрен с тобой! Хочешь сразиться сразу против двоих – пожалуйста, я не против! Я уже понял, что тебя в этой жизни не волнует ничего, кроме твоей дурацкой мести…
- Кто бы говорил-то, - фыркнула полуорчиха, произнеся эти слова достаточно тихо, но я всё равно услышал её, как и все остальные. – Тебя вообще волнует только собственное счастье…
На эти слова я не нашёлся, что ответить. Вместо этого, опустился обратно на стул и в раз опустошив кружку топлёного молока с мёдом, от которого сразу стало полегче, ведь по всему телу стало расползаться приятное тепло, и стал молча ждать, когда Салмон и его рабы покончат с завтраком. И всё это время, мы с Катрин недовольно глядели друг на друга, отчего Милена то и дело поворачивалась то ко мне, то к ней, но не решалась никому ничего сказать.
Естественно, за нашим столиком царила напряжённая, тягостная атмосфера, чего нельзя сказать о соседнем столе, где Салмон дал обещание мужикам, что если кто-то из них одолеет Катрин, то сможет после этого развлекаться с Альсиррой, когда захочет. Ну, или с другой рабыней, которую он пообещал купить, если Альсирра сдохнет…
+++
Чуть позже, после завтрака, мы все вместе выдвинулись к Стадиону.
Я чувствовал себя уже немного получше, пускай меня и всего трясло, но уже из-за злости на Катрин – когда мы с рабынями поднялись в комнату за оружием и доспехами полуорчихи, я попросил Милену исцелить меня, что она и сделала, пока воительница одевалась в защиту.
Она ни слова не сказала, ни когда мы были в комнате, ни когда шли по улицам, открыв рот лишь в тот момент, когда мы уже почти подходили к Стадиону, возле которого уже тёрлось немало существ, как пришедших посмотреть на кровавые сражения, чтобы удовлетворить звериную сущность, так и приведших своих рабов.
- Макс, могу я взять твой меч и щит? – спросила Катрин, шедшая чуть позади. Обернувшись к ней, удивлённо поглядев на девушку, я тут получил ответ, не успев задать вопрос: - Если хочешь, чтобы я точно победила, мне нужно более лёгкое и быстрое оружие, чем двуручник. Буду не только на силу полагаться, но и на скорость!
- Забирай, - буркнул я, тут же отстегнув ножны и щит, и отдав их Катрин, получив взамен её двуручник, который и повесил на спину, не без её помощи, ведь это было не очень удобно. Вися на моей спине, двуручник едва не задевал землю, как мне казалось, что было, конечно же, не так. – Кстати, а если ты там умрёшь, доспехи и оружие заберут себе хозяева Стадиона?
- Трупы-то с арены выносят, - хмыкнул Салмон, подслушивающий нас, идя чуть впереди, навострив свои мохнатый уши, и повернув морду в сторону. – Так что потом сможешь раздеть её тело и забрать с него всё, что тебе будет нужно… Конечно, если побрезгуешь сам заниматься снятием доспехов с расчленённого или просто убитого, то можно заплатить специальному человеку, который сделает это за тебя!
- Думаю, тебе не придётся этим заниматься, в отличие от него, - фыркнула Катрин, пристегнув походный щит на левую руку и взмахнув ей пару раз, видимо проверяя на удобность и то, как пристёгнут. Да, было бы смешно, если бы щит во время сражения вдруг слетел с руки и ударил противника Катрин по голове…
Такое я бы поглядел! Но не сейчас, а когда будет более меньшая угроза её жизни, ведь как бы я ни злился на неё, всё равно, я за неё волновался и переживал. Хотелось даже прижаться к ней, заключив в крепкие объятия, и сказать, что она мне не безразлична, но представать перед Салмоном в таком виде совсем не хотелось, и потому я сдерживал себя…
Когда мы пришли к самому Стадиону, то Салмон бросил мне, чтобы я шёл за ним, будто бы я не сумел догадаться до такого, и прошёл через железные вороты, в некое помещение под трибунами, где за длинным столом сидели трое – эльф и два человека – и что-то быстро писали в бумагах, скрипя перьями, и переговаривались между собой. Помимо них, в этом помещении находились ещё пятеро рабов, как можно было понять по ошейникам, и трое рабовладельцев, один из которых держал в руках кнут, то и дело щёлкая им возле своего раба-орка, который отжимался на одной левой, уже весь покрытый потом.