Но сегодня школьный день прошел, и вряд ли станет еще хуже. Тяжелыми шагами я пошла к автобусной остановке. Я достала свой телефон. В школе был запрет на мобильные, но сейчас-то я не в школе. Я ожидала увидеть хоть какое-нибудь сообщение, но ни Николь, ни Дженни мне не написали.
Следующий автобус должен приехать через полчаса. Этого времени хватит, чтобы осмотреть близкую к школе местность. Но здесь опять были бесконечные пастбища, луга, леса, поля.
Деревья аллеи отражались в лужах на дороге, которая вела к автобусной остановке. Мне приходилось обходить их, чтобы не запачкать свои сапоги.
Здесь пахло так… ну, как обычно пахнет на фермах: сеном и прочим. Хотя здесь пахло лучше, чем в Кёльне, это я должна признать: я никогда не любила вонь от машин.
Городское создание... Замечание Бенни все еще бесило меня. Если бы он знал. Я не была городским растением. Я выросла в Оденвальде, в маленьком деревенском пригороде Хайдельберга.
Только когда мне исполнилось десять, мои родители переехали в Кёльн, потому что папа мог получить в городе частную практику. Но тогда я должна была перейти в гимназию - и в Кёльне или Хайдельберге, не играло большой роли.
"Хорошо, Эли, будь честной", - сказала я строго сама себе, когда приблизилась к автобусной остановке, становясь всё более нерешительной. Конечно, это играло роль. Мне было адски тяжело, тогда тоже. Я боролась целых пять лет, чтобы привыкнуть к Кёльну, и потом наслаждалась этим каких-то жалких два года. Всё было бесполезно.
Осторожно я заглянула за угол в убогое, исписанное изнутри, укрытие. Хорошо. Никого нет. Не смотря на это, я хотела быть готовой к побегу, поэтому не села. Но тишина окрестностей действовала на меня успокаивающе. Длинные, нескончаемые уроки потихоньку исчезли из моих мыслей.
Я снова почувствовала усталость, поэтому мне пришлось сесть на одну из трех пластиковых скамеек. Головная боль от напряжения, вызванная страхом, стрессом, напряжением, - констатировала я. Чтобы хоть как-то облегчить боль, я прислонилась лбом к прохладному металлу скамейки.
Потом у меня возникло чувство, будто за мной наблюдают. Мне не удавалось открыть глаза. Это было похоже на сон, из которого хочется проснуться, только чтобы снова очутиться в ещё более страшном сне, пока, наконец, не посчастливиться стряхнуть его с себя.
Но даже после того, как я с усилием открыла глаза, понадобилось несколько секунд, чтобы взгляд сфокусировался. Я увидела только, что огромная чёрная машина завернула за угол. Я её не слышала - неужели я погрузилась в такой глубокий сон по среди дня? Неприятное чувство, что за мной наблюдают, не оставляло меня, хотя ни одного человека не было по близости.
Неужели мои нервы сдают, после одного несчастного дня в новой школе, в новом доме? Я фыркнула. Дом... Это место никогда не станет моим новым домом.
Солнце проглядывало сквозь низко висящие облака. Я вся вспотела. Беспокойно, я задвигалась туда-сюда на жестком пластиковом сидении. На мне было слишком много одежды. У меня было такое чувство, будто я покрыта крошечными водяными капельками.
Тайком я понюхала мой пуловер. Нет, запаха пота нет. Мой дезодорант сдержал свои обещания. Где же проклятый автобус? Или он только ездит, если тут ждёт больше людей, чем одинокая школьница? Я снова встала и стала раздражённо ходить туда-сюда. Это подходило. Ужасный первый день в школе, и единственное транспортное средство, которое могло привезти меня в единственную безопасную гавань - мою сильно большую, с огромным количеством окон комнату на чердаке - не приехал.
Я жаждала лечь в мою кровать и просто смотреть на потолок или на небо. Звук гудящего мотора заставил меня развернуться. Тяжёлые, толстые шины захрустели на гальке остановки, когда автомобиль внезапно остановился. Это был, конечно, не автобус. А если я не перепутала, это была чёрная машина, которая проехала ранее. Через затемнённые стёкла я никого не могла разглядеть, но я увидела, как со стороны водителя потихоньку открывается дверь, и высовывается носок сапога.
Разгневанная, я подбежала к транспортному средству. Внезапно я разозлилась по необъяснимой причине.
— Здравствуйте! Вы знаете, когда приедет этот проклятый автобус? — прокричала я.
Мне хотелось выбраться отсюда: из этой ситуации, "городка", а лучше всего из моей собственной кожи. Кроме того, внутреннее чувство снова предостерегало меня с полной силой, что за мной наблюдают и слепят со всех сторон, хотя водитель сидел ко мне спиной. Мне едва удавалось сфокусировать взгляд. Пот выступил на затылке.
Мысок сапога запнулся. Я начала разговор, но мой голос был только лишь шепотом. Беспомощно я наблюдала за тем, как кончик сапога снова исчезал внутри машины, рука захлопнула дверь, и машина завелась. Маленькие, острые камни ударили меня по голени, а ужасно воняющее облако из пыли, масла и бензина ударило мне в нос.
— Идиот! — кричала я, кашляя, и с трудом сдерживалась, чтобы не показать водителю средний палец. Но, в конце концов, не удержалась, когда машина завернула за угол, и водитель больше не мог меня видеть.
Вместо него меня увидел кое-кто другой.
— Элизабет, ради Бога, что ты там делаешь?
Я удивленно повернулась. Я не слышала, как подъехал наш универсал. Папа небрежно прислонился на опущенное вниз стекло машины, и в его взгляде стоял вопрос.
— Эм. Я... я жду автобус, но он не приходит, и тогда я хотела... — заикалась я.
— Автобус? — папа прищурился, сомневаясь. — Элиза, уже полчетвертого, в это время не ходят школьные автобусы.
Половина четвертого? Я приподняла рукав пропитанного потом пуловера, чтобы возразить ему. Но все же было три тридцать. А занятия закончились без пятнадцати час. Теперь я совсем ничего больше не понимала. Я так крепко спала, что не услышала автобус?
- Залезай, - потребовал папа нетерпеливо.
За ним уже образовалась маленькая пробка. Вдруг улица оживилась, и я увидела несколько людей, шагающих в сторону деревни и нагружённых сумками с покупками. От супермаркета доносилось дребезжание тележек.
Удивленная, я обошла универсал, и когда садилась, ударилась больно головой. Внутри машины чуть слышно играла музыка " Пинк Флуд", и, охлаждая, задул кондиционер в моё липкое лицо.
- Я, наверное, уснула, - сказала я вяло. - Сегодня ночью мне снились плохие сны, - попробовала я объяснить потерю моих умственных способностей, и в ту же секунду, говоря это спонтанное оправдание, я всё вспомнила.
Это не было оправданием. Мне действительно снился страшный сон. Ну, вообще-то он не был страшным. Скорее странным. И сейчас он казался таким реальным, что я подумала, что смогу до него дотронуться - таким объёмным и чётким он был.
- Что тебе снилось? - с любопытством спросил папа.
Сны были его коньком. Кто приходил к нему на терапию, тот должен был вести дневник снов, хотел он этого или нет. - Ты ведь знаешь, что говорят: сны, приснившиеся в первую ночь в новом доме, исполняются, - добавил он улыбаясь.
- Мне снился маленький ребёнок, - рассеянно ответила я.
- Вот это да! - сказал сухо папа и бросил на меня испытывающий взгляд - наполовину весёлый, наполовину подозрительный. - С этим лучше ещё подождать.
- Я не сказала, что ребёнок был моим, - ответила я резко и решила, что остаток сна будет принадлежать мне одной. Так же как и мои воспоминания о тех четырёх длинных неделях переживания в прошлом ноябре, когда я действительно боялась, что забеременела.
Этого папа никогда не должен узнать. Но он своими мыслями уже вернулся к науке. Беззаботно он затронул тему о том, что все девушки и женщины в течение жизни видят сны о детях.
Чаще всего отец ребёнка в этих снах совершенно не важен или не присутствует - что является для него доказательством, как мало желание иметь детей, в сущности, зависит не от подходящего мужчины, а от изначального желания каждой женщины.
И так далее, и тому подобное. Но я не вслушивалась. Мой сон полностью занял мои мысли. Я закрыла глаза и попробовала вернуть себя в события сна - так как я чувствовала странную потребность окунуться в те события.