— Гарри!
— Ой... — я замираю на полуслове, решив уточнить. — А что происходит с Парвати?
Лаванда молчит, глядя на меня с полным отчаяньем во взоре, пока Парвати стремительно бегает по комнате, постоянно спотыкаясь и заламывая руки. Забыв о том, что находится в комнате не одна, она резко кидается к стене, чтобы лихорадочно сдёрнуть разноцветные картинки и открыть вселенной правду.
Словно листья, изображения устилают ковёр, и за ними появляется целая куча колдографий, на которых виднеется — одно и то же — улыбающееся лицо. В это мгновение в голове перещёлкивает и я понимаю, что вещи — метла, «Квиддич сквозь века», выглядывающий из-под одеяла, и подборка спортивных журналов, — становятся на свои места, потому что с нижнего слоя плакатов на мир настойчиво взирает лучший ловец Гриффиндора за последние, кажется, сто лет.
Вот он, знаменитый Гарри Поттер...
В окружении поцелуйчиков и сердечек.
— Изменения — это потрясающе! — энергично вещает Лаванда, соскочив с насиженного места и оттесняя меня к дверному проёму. — А нам... э-э-э... пора делать уроки!
— Не видишь, что ли... Вокруг сплошные стрессы!!! — вдруг срывается она, и перед тем как дверь захлопывается, я успеваю заметить, что Парвати судорожно выдирает прутья из несчастной метлы.
Ошеломлённая, я остаюсь в пустом коридоре, слушая пронзительные завывания Парвати, и думая о том, что Гарри уже никогда не светит отвоевать «случайно потерянное» добро.
— Почему судьба так несправедлива?!
— А я говорила, что она любит спортсменов... Виктор Крам, например!
— Ви-и-и-ктор!!! Может быть, я и в него была тогда влюблена!!! — раздаётся истеричный голос Парвати. — А теперь всё повторяется! Гарри... Гарри!!! Зачем он позвал её? Почему не меня?!
— Потому что ты... не понимая намёков...
Звенящий голос Лаванды срывается и переходит в оглушительный крик:
— Уже три недели ходишь в оранжевом, как перезрелая тыква!!!
Набрав воды в душевой, я возвращаюсь в спальню и мысленно благодарю Макгонагалл за то, что старостам полагаются отдельные комнаты, ведь провести ещё полчаса вместе с Парвати и Лавандой — это выше моих скромных сил.
Роза принимает воду с благодарностью и, затрепетав листьями, начинает плавно кружиться, словно миниатюрная балерина. Лепестки в самой середине окрашиваются в лимонно-жёлтый, создавая впечатление, что цветок подсвечивается изнутри маленьким фонариком.
Немного полюбовавшись, я вспоминаю о записке и разворачиваю бледно-зелёный клочок бумаги, на котором отпечатана извивающаяся змейка — герб Слизерина, чтобы увидеть простое...
«Спасибо».
Распушив перья, сова нетерпеливо бродит по столу, и я вырываю страницу из блокнота.
Так и не передумав, я торопливо пишу: «Мне не нужны извинения».
Под словом «извинения» я рисую крохотный цветок, — однако совсем не собираюсь возвращать настоящий, даже если Малфой посчитает этот поступок нелогичным, — после чего быстро привязываю послание к лапке, и птица улетает, оставив меня в одиночестве.
Несмотря на то, что наша история закончилась (ведь каждый в итоге получил то, что хотел), я не могу остановиться...
Покоя не даёт странный интерес.
Снисходительность? Вежливость? Совесть?
И нужно узнать, ведь я — до чего удивительно! — всё надеюсь на...
Необыкновенное.
Птица возвращается и прерывает оцепенение.
«Я здорово исцарапал ладони, но достал цветок...»
Всё ясно.
Теперь он не может отправиться в больничное крыло, потому что Стебль наверняка рассказала другим учителям о том, что кто-то похитил её любимую розу. Стоит Малфою появиться на пороге и мадам Помфри сразу поймёт, кем был этот незнакомец.
«Думая о тебе!»
Моя башня высоко и за стеклом, как заворачивающий поезд, изгибается, мчится в ночь Хогвартс. Перед глазами встают острые шпили, разрезающие облака, массивные колонны, покатые склоны крыш и окна, в которых светятся мягкие огни.
Школа могла бы принадлежать нам, стоило только захотеть...
— А мы упустили последний шанс... — я чувствую, как внутри разливается сожаление.
Седьмой курс почти подошёл к концу, и скоро мы навсегда покинем это место, разбежавшись в разные стороны.
И, кто знает, встретимся ли снова?
Я впервые задаюсь вопросом, а хотел бы Малфой и потом... видеть меня? Целовать меня?
Перенимая изменчивое настроение, бутончик ластится к руке, словно боязливый котёнок, и я рассеянно перебираю лепестки.
Я была не права, посчитав, что никто не сможет забраться на самый верх...
Ведь один человек нашёлся.
«И разжёг внутри огонь».
С Малфоем...
Всё просто.
Сняв маску с замёрзшего сердца, я выхожу из глубины — бессмысленной и тайной — и будущее...
Уже не кажется ослепительно холодным.
Но настоящее не отпускает...
Ведь царапины, пусть даже глубокие, — дело пустяковое, и с этим справится любой. А, кроме Малфоя, есть ещё Гарри, Рон, Джинни и многие другие... которые могут не понять.
Задумчиво повертев перо, я принимаю окончательное решение и вывожу правильные слова.
«Ничем не могу помочь».
Сдёрнув с цветка ленточку, я привязываю записку, отсылая птицу обратно и наблюдая, как она быстро превращается в едва заметную точку среди темноты.
А через несколько минут она возвращается и...
«Знаешь, что?» — я ласково разглаживаю новую записку и чуть улыбаюсь, догадываясь, что последует дальше.
«У тебя отвратительный и просто невыносимый характер!!!»
Ох, сказал бы то, чего не знаю...
Я бережно убираю строчки в ящик, а затем получаю другие.
«И ты пахнешь, словно букет роз...»
Он возвращает ленточку, протянув через отверстие в бумаге, и к тонкой золотой полоске накрепко привязывает другую. Серебристую, как снег.
«Что это значит?» — трепещущей рукой я вывожу ряд скошенных букв, а затем...
Волнуюсь и жду.
Цветок останавливается, замирает и молчит.
А я смотрю на него снова, снова и снова...
Время идёт, ничего не происходит, меня бросает то в нестерпимый жар, то в невозможный холод. Я перемещаюсь по комнате без толку и цели, в стылом вихре призраков и сомнений.
Штора вздувается, и волосы отбрасывает ветром.
«Разгадай сама...» — приходит в ответ.
У Малфоя всегда сияющее лицо.
И это невозможно ни забыть, ни стереть, ни исправить.
От этого хочется только...
Ярких цветных снов, непередаваемого блеска звёзд, бесконечно подтаявшего мороженого!
Хочется, чтобы сказка не кончалась!
Становится легко, как никогда, и, взглянув на ворох записок, я вспоминаю о собственном — отвратительном и просто невыносимом! — характере.
— Без письма обойдётся! — заявляю я, ловко вытолкнув птицу обратно в ночь, а затем опускаюсь на стул, задумчиво обрисовывая пальцем контуры алых лепестков.
Малфой... заметил сходство.
Похожа на этот цветок, правда? Красивая, колючая и своенравная, но при этом яркая, отзывчивая и живая.
Всё это время я смеялась, если было смешно, и грустила, если было грустно.
Ни капли притворства не было с моей стороны.
«Разгадай сама...»
Я не знаю, что будет завтра, через неделю или год...
Но сейчас твёрдо уверена в том, что:
— Я — роза.
Делюсь я секретом и сдвигаю стопку пергаментов, чтобы поставить стакан на подоконник:
— Которая нравится Драко Малфою!