Говорил Иконников неторопливо, привычно подбирал слова, чувствовалось, что такое выступление ему не в новинку. Он начал с международной обстановки, коротко коснулся внутреннего положения страны, задач второго года пятилетки, перешел на дела совхозные, осветил их состояние, и только тогда приступил к рассказу о причинах, побудивших дирекцию и партком созвать сегодняшнее собрание.
Рабочие слушали молча, и лишь когда он сказал, что в здоровом коллективе мастерской появились пачкуны, кто-то крикнул:
— Конкретней!
— Я говорю о Николае Портнягине, — ответил Иконников. — Этот Портнягин, пренебрегая установленными порядками, решил ремонт своего комбайна произвести путем снятия новых и дефицитных частей с других комбайнов, с комбайнов своих товарищей. И в этом антигосударственном деле ему помогали слесаря Шамин и Чемоданников.
Стало шумно, видимо, рабочие не все знали о вчерашнем событии.
— А вы меня за руку поймали или только видели? — спросил с вызовом Сашка.
Он и Портнягин сидели позади всех: тут же, привалившись к комбайну, стоял Костя.
— Я сам не видел, а кто с тобой работает — те видели, и знают, что…
— Цыганков? — перебил Сашка.
— Цыганков ли, другой ли — какое это имеет значение? Важен сам факт, что…
— Имеет значение! — крикнул Сашка. — Цыганкову нельзя верить, он заинтересованный в этом деле.
— Да брось ты препираться! — огрызнулись на него соседи. — Дадут слово и оправдывайся.
Сашка махнул рукой и, сказав что-то сердитому, замкнутому Портнягину, громко засмеялся.
— Повторяю, важен сам факт, что аккумулятор и другие детали обнаружены на комбайне Портнягина, — невозмутимо продолжал Иконников. — Все мы знали Николая Портнягина как передового рабочего, передового комбайнера, верили ему, а оказалось, он человек с двойным дном.
— Неправда! — крикнула рвущимся от обиды голосом Вера и даже привстала на коленях, но Маша дернула ее за руку:
— Что ты вяжешься? Туда же еще — защищает, бегает за ним. Он же тебя бросил, чего ты унижаешься?
— Он не такой… Неправду говорит о нем Иконников, — волновалась Вера. — Ну, оступился человек, не так себя повел, надо разобраться, поправить, а не клеить ярлык.
— Выходит, по твоему рассуждению, части с чужих машин снимал, а не виноват? — удивилась Маша.
— Знаю, виноват, а все же… Люблю я его, Маша.
— Так и скажи, что любишь, потому и оправдываешь… А ты не слышала, говорят, он сегодня у Тоськи Семиной ночевал? Вот и вся твоя любовь!
Это было жестоко со стороны Маши. Вера растерялась, обмякла, быстро-быстро поморгала веками:
— Неправда! Не верю я этому!
А Иконников уже уступил место Цыганкову. Тот негромко говорил, взмахивал зажатой в руке кепкой. Слушали его внимательно, словно открывал он что-то новое, неведомое присутствующим.
Вера пропустила начало речи Цыганкова, она видела лишь его круглое, напряженное лицо, но до нее не доходил смысл слов, в ушах по-прежнему стояла фраза Маши о Николае и Тоське. Она взглянула в толпу, разыскала Семину, — та сидела среди комбайнеров — веселая, зеленоглазая, как ящерица.
— Что мы слышим от наших руководителей? — говорил Цыганков. — А только то, что давай вкалывай, больше сработаешь — больше заработаешь. Все это, конечно, правильно. А где сознание того, что ты сделал что-то хорошее — пусть за деньги, — но сделал такое, отчего людям становится жить лучше, что в этом есть и твоя доля, твоя капля пота, — где оно? Почему об этом мало говорим? Вот и появляются люди, вроде Портнягина.
После Цыганкова еще выступали, обсуждали поступок Портнягина и его друзей, говорили о запчастях, которых мало, о старом, изжившем себя методе ремонта, о многом другом; время шло, солнце опускалось, уходило за поля.
Попов устало стоял, слушал, нервничал: срывалась поездка в верховья Караганки, нарушался субботний распорядок.
Но вот Бойко попросил Портнягина рассказать, как он дошел до жизни такой.
Портнягин встал, посмотрел вдаль, где небо стало темным и мглистым. Сашка дернул его за полу пиджака, он склонился к нему. Тот быстро пошептал ему на ухо, Портнягин отмахнулся от него, выпрямился. Он и так знал, что от него ждут признания. И вначале твердо решил отказываться от всего, как это уже было при разговоре с Поповым, но что-то переменилось в нем. И не потому, что он выслушал зажигательные речи Иконникова и Цыганкова — он заранее знал, что они скажут. Неожиданный выкрик Веры смешал его мысли. Он не мог понять, что с ним происходит. Вдруг ощутил в себе, в своих мыслях другое, противоречивое, но что — ему было неясно. Вот тут он, его друзья Сашка и Костя, а там, на другой стороне, — Бойко, Иконников, Цыганков, комбайнеры, ремонтники, и Колотушкин тоже там, — их больше. И Вера там. Но почему она так сказала?