— Говори, Портнягин, ждем, — напомнил Бойко.
— Я скажу. — Он помолчал еще, словно собирался с мыслями. — Если меня не могут обеспечить законным порядком, я вынужден сам обеспечивать себя… Потому, что я должен выполнить свой долг перед государством, работать без простоев, убрать хлеб вовремя.
Это полупризнание-полузащита вырвалась у него сама собой. Он хотел еще кое-что сказать, но раздумал и сел, недовольно морщась.
— Понятно, — заключил Бойко. — А ты, Шамин, что скажешь?
— Подсудимый от последнего слова отказался, — ответил со смешком Сашка и лег навзничь, показывая, что все происходящее его мало волнует.
— Так и запишем, — Бойко решил не спорить с Сашкой. — Твое слово, Чемоданников.
Костя чуть выпрямился, оттолкнувшись от комбайна, посмотрел туда, где сидели Вера с Машей.
— Ну, было дело, — сказал он, виновато улыбаясь, — помогали Николаю. Хотелось, чтобы убрал побольше… в общих интересах.
— А части с других машин снимали?
— Так Портнягин уже сказал… Было дело.
— Эх, ты! Друг называется! Продал он нас с тобой, Коля! — крикнул Сашка, но за общим шумом его никто, кроме Портнягина, не услышал.
Бойко поднял вверх руку, призывая к порядку.
— Сообщаю решение дирекции совхоза. Николай Портнягин за свой поступок заслуживает безусловного изгнания из совхоза. Но учитывая его прошлую неплохую работу, его признание в совершенном, он переводится с комбайна на трактор. Шамину и Чемоданникову объявляется по выговору, причем Шамин лишается премиальных за июнь месяц. Что касается метода ремонта, с будущей недели мастерская переводится на поточно-узловой метод, на работу по новому графику… На этом товарищи, собрание считаю закрытым.
Рабочие похлопали и, шумно переговариваясь, пошли к проходной. Попова и Веру главный инженер попросил задержаться.
«Пропала рыбалка!» — огорченно выдохнул Попов.
8
Когда Бойко объявил, что Портнягин переводится на трактор, Сашка пренебрежительно свистнул и сказал:
— Пошли, Коля. Остальное — подробности, а подробности нас не интересуют. Приговор оформят и без нас.
Они встали и пошли. Уже в спину им летели слова Бойко о выговорах слесарям, но они даже не обернулись.
За проходной их догнала запыхавшаяся Семина, подхватила под руки.
— Идем ко мне. — Тоська так и полыхала вся, не сдерживала радости. — Осточертело слушать этих праведников, голова лопается.
Они прошли подле столовой, завернули за угол, где у клуба толпились ребятишки, ожидая первого сеанса в кино, и вышли на улицу.
Портнягин шел, как в тумане, не видя ничего. Ему было страшно обидно, что так все нелепо кончилось — никто не защитил, не поддержал его.
— Вы слышали? — спросил он, словно очнувшись. — Это Вера кричала «неправда»? Или кто?
— Галлюцинации, — отмахнулся Сашка.
— Не надо, Коленька, — прижалась к нему Тоська. — Не расстраивайся, не печаль себя… Сейчас придем, поужинаем, винца выпьем, и все пройдет, все будет хорошо.
Тоська дышала в ухо Портнягина, он слушал ее, а сам был все еще там — на собрании.
— Молодец, Антонида, правильно на вещи смотришь, — крикнул Сашка. — Подумаешь, выговор. Да хоть два!.. Уеду в город, мои золотые руки везде нужны… Они думают, я из собственной корысти. А я ради дружбы, так мне плевать.
Двухквартирный домик за невысоким частоколом из штакетника мягко освещался заходящим солнцем. За калиткой, по обе стороны дорожки, густо росли цветы: баданы, ирисы, нарциссы, табак, по стене сеней тянулись вьюнки. И все это распространяло вокруг нежный аромат.
Сашка не удержался, остановился, потянул носом:
— Коля, мы с тобой находимся в райской обители! И с нами Ева!..
— Это все мама, — уважительно произнесла Тоська. — Она у меня хозяйка.
В прихожей их встретила мама Тоськи. Это была еще не старая женщина, с мелкими кудерьками волос на голове. Тоська повела глазами, и она, обрадованно охнув, распахнула дверь в комнаты, бросилась накрывать на стол.
И вскоре на столе уже шумел самовар, поблескивали стеклом рюмки и бутылки, дразнила аппетит разнообразная закуска.
— Пожалуйте, Николай Павлович, Александр — не знаю, как вас по отчеству, присаживайтесь, угощайтесь, — кланялась мать Тоськи, расплываясь в улыбке.
— Меня можно и без отчества, — сказал Сашка, садясь и оглядывая стол, потирая руки в предчувствии еды и выпивки. — Я — рядовой, я — масса.