— Тебе морду надо бить за такие дела, — сказал Самигуллин и ушел во двор, хлопнув дверью.
Пестриков пожал плечами и, взглянув на нервничающего Васю, сел за стол рядом со спокойно пьющим чай Муфтеевым.
— С завтрашнего дня, — сказал ему Рябинин, — ты будешь ездить передо мной. Понял? Сашка первым, а ты вторым, замыкающим — Барей. Вот так!
— Пожалуйста, — охотно согласился Пестриков.
После ужина Самигуллин и Вася расположились возле двери чинить камеры; Рябинин, очистив уголок стола, занялся путевками; Муфтеев расстилал в стороне кошму, готовился ко сну.
Пестриков, усевшись против Оленьки, перетиравшей чайную посуду, вдохновенно рассказывал ей о своей работе на Алтае, где он был в позапрошлом году. Шоферы уже не раз слышали об этом, молчали, не вмешивались в разговор.
— Здесь что, — разочарованно говорил Оленьке Пестриков. — Дашь две ездки и отдыхай, пей чай внакладку… Можно сказать, рай, сельская идиллия.
— У нас тут все просто, — подтвердила Оленька. — Работаем, и все.
— Вот и я говорю. — Пестриков искоса поглядел на фыркнувшего Васю. — Разве здешние степи можно сравнить с Кулундой? Там простор, романтика… Там, как на фронте, спят под открытым небом, на голой земле. Чай распивать там некогда… А как работают! — Он закрыл глаза и в упоении помотал головой. — Не поверите, однажды я две недели не вылезал из машины. Меня даже кормили на ходу. Вскочит ко мне в кабину раздатчица и, пока я одной рукой кручу баранку, а другой ем гуляш, она информирует меня о последних событиях. Честное слово! А потом вылезает и скачет обратно с попутной машиной.
Оленька с восхищением смотрела на Гошку.
Вася вдруг громко захохотал:
— Свистишь! Там давно поселки построены, люди живут, как и везде. А ты: спят на голой земле, романтика…
— Я тебя не убеждаю, можешь не верить, — сухо ответил Пестриков. — Но тамошняя жизнь никак не сравнима со здешней. Скоро два года, а не могу забыть… Вот возьму и уеду опять.
— На Алтай? — спросила зардевшаяся Оленька.
Пестриков нежно улыбнулся ей.
— А чего же ты убежал оттуда? — не унимался Вася.
— Наверняка выгнали, хвастуна, — не выдержал Самигуллин. Он кончил работу и сидел с незажженной сигаретой во рту, разглядывая камеры с разноцветными латками.
— Это не твоего ума дело, — со злостью ответил рассердившийся Пестриков. — Кому надо, тот знает.
— Узнаем и мы, — пообещал Самигуллин.
— Давайте спать, — примирительно сказал Рябинин, складывая бумажки в полевую сумку. — Берите пример с Барея.
Муфтеев сладко похрапывал на кошме, повернувшись лицом к стенке.
Наступил октябрь. Хмурое небо было в серых, низко бегущих облаках. Вокруг, вплоть до горизонта, стлалась синеватая дымка. Пахло гарью, сжатым полем.
Группа Рябинина возила зерно с центральной усадьбы и ночевала теперь в поселке.
Пестриков открыто ухаживал за Оленькой. Он привозил ей со станции яблоки, конфеты, не отходил от нее, сыпал ласковыми словами. Оленька слушала его с видимым удовольствием. Иногда подолгу сидела с ним на крыльце, белея платочком в ночной темноте.
Шоферы считали Гошку пустым человеком. Они боялись, что Оленька может увлечься им. Но как предостеречь ее от этого? Не могли же они сказать: не связывайся, он человек ненадежный. Разве сердце такими словами удержишь?
А Оленьку они любили за ее сердечность, за то, что работая на ферме, находила время и для них. И, любя, жалели ее.
Как-то утром во время заправки машин, Вася сказал Рябинину:
— Подбирается Гошка к Оленьке, как кот к сметане. Чуешь?
— Ну и что? — отозвался тот, копаясь в моторе.
— Как что? Ведь обманет ее! Разве можно допустить?
Рябинин закрыл капот и долго стоял, вглядываясь в узкую полоску утренней зари, не спеша вытирая тряпкой руки.
— А что делать? Я не отец, не брат, как в чужое дело вмешаешься. А вдруг Гошка серьезно?
Однажды с утра потеплело, пошел дождь. Он шел с перерывами весь день, дорога раскисла, стала тяжелой. Все же шоферы поехали во второй рейс. Лишь Пестриков отказался от поездки.
Вечером они не застали дома ни Пестрикова, ни Оленьки. Хозяйка сказала, что Оленька ушла с Гошкой в кино…
Утро выдалось ветреное, но без дождя. Рваные облака висели над степью, в их разрывах виднелось небо и торопливо спешащие куда-то звезды.
Против обыкновения Оленька вышла провожать шоферов. Все видели, как она сунула Пестрикову небольшой бумажный сверток.
Доехав до элеватора и сдав зерно, они купили в ларьке хлеба, круг колбасы и, отъехав от поселка, свернули на обочину дороги позавтракать.