Выложив на брезент продукты, шоферы уселись в кружок и настороженно смотрели, как Пестриков не спеша разворачивал Оленькин сверток. В нем оказались помидоры и пирожки с мясом.
Заметив взгляды шоферов, Гошка коротко хохотнул:
— Как говорится, результат наших встреч. Что поделаешь — я человек без претензий, мне хороша и такая компенсация, — самодовольно закончил он, беря в рот пирожок.
Шоферы опешили — это было дико и неожиданно.
— Врешь, мерзавец!
Самигуллин, крикнув, проворно вскочил на ноги. Вслед за ним поднялись и остальные. Пестриков испуганно уставился на них, перестав жевать.
— Зачем мараешь девку? — спросил Барей, сердито топорща усы.
— Вот гад! — вздохнул Вася, красный от возмущения, с ненавистью глядя на Гошку.
Самигуллин шагнул к Пестрикову и сильным рывком приподнял его с земли.
— Ты знаешь, что делают с такими, как ты? — спросил он перепуганного Пестрикова, притянув его вплотную к себе.
Рябинин подскочил к Самигуллину, взял его за руки:
— Подожди, Сашка, отпусти его… Ну! Тебе говорят? — сердито крикнул он.
Самигуллин нехотя разжал руки.
— Вот что, друг, — нервно сказал Рябинин озирающемуся Пестрикову. — Всему бывает предел. Девушку позорить мы не позволим! Ясно? Давай убирайся отсюда к чертовой матери! Садись на машину и уезжай в город. Скажешь в конторе что-нибудь, придумаешь причину, — ты на это мастер. Но чтоб и духу твоего здесь не было!
Пестриков сжался, глаза его воровато забегали по сторонам; он поднял с земли берет и, вихляясь, пошел к машине. На полпути обернулся, взглянул на Рябинина:
— У меня на квартире ватник остался. Может, съезжу, возьму?
Вася быстро снял с себя стеганку, кинул ему:
— На, только уезжай.
Они долго смотрели вслед Пестрикову, пока его машина не скрылась за бугром.
Весь день они работали, не разговаривая друг за другом, словно стыдились чего-то. Было пасмурно на душе. Погода вновь хмурилась, обещая ненастье. Степь тревожно молчала, щетинилась поблекшими травами.
Возвращаясь в поселок из второго рейса, Рябинин остановил машину у степной балки. Долили воды в радиаторы, осмотрели баллоны и сошлись покурить. Долго молча стояли, попыхивая сигаретами, глядели в пустое небо, в надвигающуюся со всех сторон темноту. Наконец Вася не выдержал:
— А что скажем Оленьке?
Муфтеев погладил усы.
— Да-а. Неловко перед девкой. Похоже, любит она его.
— А что тут неловкого? — возразил Самигуллин. — Скажем прямо, что он прохвост, и все… Она поймет.
— Нет, не поймет, — покрутил в сомненье головой Муфтеев, — удар будет… Как же — первая любовь!
Рябинин промолчал, стоял неподвижно, курил.
Так, ничего не решив, они поехали дальше…
В комнате было празднично, ярко горела лампа, на столе шумел самовар. Оленька встретила вернувшихся шоферов с нескрываемой радостью.
Но они отказались от чая под предлогом, что уже ужинали в столовой. Пряча от нее глаза, поспешно раздевались, готовили постели.
— А где же Гоша? — спросила Оленька, глядя тревожно на молчавших шоферов.
Вася с Самигуллиным юркнули в постель. Муфтеев, сняв ботинок, прилежно рассматривал сношенную подметку, пробуя ее ногтем.
— Уехал, — помолчав, сказал Рябинин.
— Как — уехал? Куда? — прошептала побледневшая Оленька.
— На Алтай уехал, — спокойно ответил Рябинин. — Понимаешь, как получилось… Пришел приказ отправить одну машину из нашей бригады в Сибирь, на вывозку хлеба. Ну, Гоша и вызвался поехать.
Самигуллин и Вася подняли головы и с удивлением посмотрели на Рябинина.
— Да, да, — подтвердил Муфтеев, ложась на кошму. — Никак не могли отговорить. Поеду и только… Я, говорит, такой, мне, говорит, героическое дело надо.
Оленька в изнеможении опустилась на стул.
— Что же он не заехал, не попрощался?
Рябинин отвернулся и стал укладываться рядом с Муфтеевым.
— Некогда было, платформы подали под погрузку… Он там не один, их много…
Оленька сидела и широко раскрытыми глазами глядела на шоферов, переводя взгляд с одного на другого, и, кажется, никак не могла понять того, что произошло. Все было так неожиданно, что она отказывалась верить и чего-то еще ждала.
— А Оленьке, говорит, передай привет. Скажи, говорит, что еще встретимся, — глухо выдавил Рябинин и закрылся тулупом. Но вдруг сел на постели, посмотрел на сникшую Оленьку и потянулся за пиджаком.
— Да, чуть было не забыл, — сказал он, — Гоша просил передать тебе вот это.