Один из поплавков неожиданно пляшет и быстро идет к кусту. Я подсекаю и вытаскиваю золотистого подъязка.
— Ого! — восторженно говорит парень. — А я за все утро двух рыбок… Смех один!
Спустившись к воде, он закидывает леску рядом с моими поплавками.
Солнце поднимается над рекой, река очищается от тумана, голубеет, в ней, как в зеркале, отражаются плывущие облака. Как на грех — клев стихает. Видимо, стайка плотвы, бившаяся возле куста, пошла выше, к ветлам.
— Не везет мне что-то, — смеется парень и с огорчением смотрит на пустое ведро. — Так не везет в жизни!.. Не поверите, даже жену чуть не потерял.
— Как так? — спрашиваю.
— Уходила она от меня… Позавчера вот только вернулась.
Он произносит это негромко, заметно волнуясь; из-под надвинутой кепки видны лишь плотно сжатые губы да мягкий округлый подбородок. Вдруг он сдвигает кепку на затылок:
— И правильно, что уходила! Разве с таким «жорой» можно было жить?
Парень втыкает удилище в землю, садится рядом со мной и начинает рассказывать — видно, намолчался за ночь и рад собеседнику.
— Первое время мы хорошо с ней жили. Как говорится — губки в губки. А месяца через три я и задурил: объявились друзья-товарищи, то, се, вспомнил старое, выпивать начал. Вахту кончим, надо домой, а я за угол да за стакан, и пошел панели утюжить… Жена вначале уговаривала, потом предупредила — уйду, говорит, если так пойдет.
Он обхватывает колени руками и умолкает. Я не тороплю его, смотрю, как река стремительно несется к недалекому яру. Отсюда видно, как тугая струя воды, ударившись о берег, отскакивает, кружится на месте, образуя воронку — одну, вторую, третью; воронки яростно завихряясь, бегут друг за другом, выносятся на середину реки и там исчезают.
— Не послушался я ее, — говорит парень. — А тут еще дружок закадычный подвернулся, такая карусель началась! — Он безнадежно машет рукой. — Ну, она и ушла… Году не прожили.
— Не любил ее, что ли?
Он даже отшатнулся, словно испугался чего.
— Что ты! Конечно, любил!.. Дурак был. Думал: куда она денется? Моя теперь навсегда.
Парень громко усмехается, молчит какое-то время.
— Вначале я считал — вернется, куда ей? Просто попугать хочет. День проходит, второй, неделя — ее нет. Вот тут я и забегал. Побежал в общежитие — ив комнату не пустила! Тогда я так: на работу идет — встречаю, с работы — провожаю, все уговариваю вернуться. «Нет, — говорит. — Знаешь, какая слава о тебе по заводу идет?» Ну, думаю, всерьез дело завязалось. Схватился тогда за голову, на людей глядеть стыдно, хожу, как оплеванный… А друзья отговаривают, дескать, не журись, Вася, было бы о ком. Твоя Лизка с Мишкой Петровым гуляет, он ей цветы носит. И вообще, дескать, теперь пошла по рукам, как распечатанная пол-литра. Мы-то, мол, знаем, как это делается.
Парень опять усмехается над собой, словно над посторонним человеком, который вот натворил дел и теперь не знает, как в них распутаться.
— Вот так и пошла моя жизнь. Живу один в пустой комнате. Пьянку забросил, от друзей отшатнулся. И ей стараюсь на глаза не попадаться: что же, не надо, так не надо… А на работе вкалываю почем зря, звание ударника мне присвоили. Понял? Вроде на человека стал походить.
Вдруг он начинает тихо смеяться, смущенно закрывает лицо руками.
— И ведь вернулась! — говорит он, подняв на меня сияющие глаза. — Сама вернулась, я уж и не ждал… Позавчера пришла навестить. Как, говорит, ты тут живешь? Поди мохом зарос… Да так и осталась.
Парень замолкает, вспоминает, видно, как она пришла, как он оробел вначале, растерялся, не знал, что делать, о чем говорить. На лице мелькают солнечные зайчики, отражаясь в воде.
— А вчера рыбки запросила… Чей ребенок, спрашиваешь? Мой ребенок, — уверенно говорит он. Конечно, люди могут всякое подумать, все-таки полгода врозь жили. Но я знаю — мой. В меня будет.
Он недоверчиво смотрит — не смеюсь ли? И, успокоившись, так хорошо, светло улыбается, что мне тоже хочется порадоваться его счастью.
Я вытаскиваю из воды садок с рыбой и вываливаю улов в его ведро. От неожиданности парень немеет, потом шумно радуется:
— Вот спасибо, не знаю — как вас звать… А я-то думал, пустой приду, как покажусь ей на глаза? — Он трясет мне руку. — Если придется быть на улице Мира, заходите, гостем будете.
Он забирает ведро с рыбой, поднимается на обрыв и уходит в сторону разъезда.
Я сижу еще некоторое время. Солнце пригревает, клонит в сон. Влажный ветерок с реки льнет к моим щекам, овевает их. Вокруг стоит тишина. Только бормочет вода в воронках у яра, напоминая о себе.