Сергей невесело посмеялся, Ольга молчала.
Они выходили на асфальтовую дорожку, ведущую к жилому корпусу.
— Только не надо избегать меня, не надо прятаться. Мне это непереносимо… Я хочу, чтобы весь срок мы были вместе.
— А надо ли это?
Она уже осмелела, казалась спокойной, но внутри еще не утихло волнение — и от того, что услышала, и от того, что предстоит услышать.
— Разве вы не видите? Не замечаете, что я влюблен в вас?.. Так с первого же дня, как вас увидел! Что-то стряслось со мной, такого еще никогда не было.
Он шел и говорил, порой нашептывал ей прямо в ухо о своей любви; она слушала, и радость и страх перед будущим наполняли ее, томили сладостно, и это томление мешало видеть, что происходит вокруг: как неистово трепещут на ветру кусты, как бегут тени от темных облаков, закрывающих солнце, как спешат отдыхающие к лечебнице — наступило время процедур.
— Оля! — вдруг позвали ее. Она очнулась, увидела стоявшую в стороне Людмилу, соседку по палате. — Где ты пропадаешь? На процедуры запаздываем.
Ольга отстранилась от Сергея и пошла к Людмиле. Та, поджидая ее, улыбалась, и в улыбке было столько лукавого довольства, так она сладко щурилась, что Ольга застыдилась, вновь покраснела. Сойдясь, пошли по дорожке к лечебнице.
— Ой, как я тебе завидую, — горячо зашептала Людмила, обнимая Ольгу за плечи. — Это такой парень, такой парень… — Она оглянулась на Сергея, отставшего от них. — Как говорится, в самом соку мужчина.
И она похихикала тихонько, притянула Ольгу к себе, чмокнула в щеку.
— Перестань… не надо, — попросила Ольга.
— Везет же людям, — не унималась Людмила, не отпуская ее. — Мне бы такого Сергея. Я бы травкой расстелилась перед ним. А то хожу, хожу…
— У тебя же муж…
— Мужа здесь нету, я тут одна. Понимаешь? Одна! Ни детей, ни мужа… И не хочу о них думать, хочу отдохнуть от вечных забот о семье, о доме. Хочу почувствовать себя вольной, незамужней… Как думаешь, имеет человек право хоть раз в году пожить так, забыться на какое-то время?
— Не знаю. Я бы не смогла… А как потом, перед мужем?
— Не беспокойся, хватит и ему. Не все здесь оставлю.
И Людмила весело, раскатисто захохотала, похлопав Ольгу ласково по спине, как несмышленую девчонку.
2
Столовая наполнялась отдыхающими.
Первой за их столом появилась Таисья Матвеевна, пожилая, начавшая полнеть женщина. Она в темном жакете, несмотря на полудневную духоту, в отворотах которого светилась беленькая блузка с большой овальной брошью.
Таисья Матвеевна осмотрела придирчиво стол, потрогала вилкой содержимое на маленькой тарелке, потом приподняла крышку миски, нюхнула пошедший парок, вытянув бледные губы, и недовольно сморщила нос. Опустив крышку, закрутила головой, вытягивая шею, высматривая в зале официантку, обслуживающую их стол.
Подошел Кирик, ласково покивал ей и, выдвигая стул, спросил:
— Мы чем-то обеспокоены, уважаемая Таисья Матвеевна? Мы чем-то недовольны?
Голосок у Кирика нежный, девичий, и сам тоже нежный, как бы прилизанный: и волосы, и светлая бородка, и светлая рубашка «апаш», даже горбик на спине не очень уродует маленького Кирика, наоборот, придает солидность. Таисье Матвеевне очень нравится Кирик, нравится обходительностью, приветливостью, и она уважительно зовет его: Кирьян Иванович.
— Нет, вы подумайте только, — пожаловалась Таисья Матвеевна, — опять подали то, что мне есть нельзя: на закуску — грибную икру, на первое — суп-лапшу, а они категорически противопоказаны. У меня же печень!
— Понимаю вас, понимаю, — соглашается Кирик, усаживаясь за стол, глядя с опаской на тарелку с икрой. — Печень надо беречь. Печень, это второе сердце… Попросите Зину заменить.
И он простер над столом свои тонкие и длинные пальцы, поиграл ими, прежде чем взять в руки вилку.
— Пропала где-то наша Зина… Когда надо, их не дозовешься. Не лечение, а одно расстройство… Вчера опять была у врача, а что толку? Ничего не находит, говорит, анализы хорошие. А ведь я же чувствую, сама чувствую, что у меня печень увеличена! Вот, посмотрите.
И она ткнула себя куда-то ниже грудей. Кирик скромно отвел глаза.
— Не расстраивайтесь очень. Врач не бог, может и ошибиться, — ответил он. — А где же наша молодежь?
— Где им быть? Где-нибудь с кавалерами ломаются… Им что, здоровым кобылам!