Сказано было со злостью, даже с ненавистью. Кирик, как вежливый человек, пропустил это мимо ушей. Однако вскоре радостно сообщил:
— А вот и они!
Людмила была в ярком головном уборе, на манер маленького тюрбанчика, сооруженного из цветного платка; она несла тюрбанчик, как солдат знамя перед атакой. Ольга шла позади Людмилы, застенчиво улыбаясь, — похоже, стесняли ее эти собранные вместе разноголосые, шумные люди.
— Ух! А мы думали, проспали всю обедню, — проговорила Людмила весело, останавливаясь у стола и оглядывая зал. — После ванн залегли и дрыхли, как сурки.
— Полежать после ванн, это… дело полезное, — заметил Кирик, взглянув с опаской на Таисью Матвеевну.
Ольга молча опустилась на стул. Шум в столовой напомнил ей утреннее бушующее озеро и встречу с Сергеем… Она взглянула в дальний конец зала: Сергей сидел на своем месте.
— Зина! — вдруг крикнула Таисья Матвеевна, напугав Ольгу. — Подойди сюда!
Официантка Зина, белокурая девушка, в фартучке и наколке, не спеша подошла к полыхавшей гневом Таисье Матвеевне.
— Что ты мне подала? — спросила ее Таисья Матвеевна, показывая на тарелку с грибной икрой.
— Что заказывали, то и подала, — ответила та спокойно, оглядывая ряды столов и улыбаясь кому-то в дальнем ряду.
— Да разве я могла такое заказать? Это же яд для меня! У меня больная печень. Хронический гепатит!
— А вчера, помнится, вы говорили, что не печень болит, а поджелудочная железа, — вмешалась Людмила, поглядывая насмешливо на раскрасневшуюся Таисью Матвеевну.
— И железа, и печень! — все больше свирепела Таисья Матвеевна. — И нечего улыбаться!
Зина взяла со стола заказ-меню, развернула, поднесла к лицу Таисьи Матвеевны:
— Вот, посмотрите ваш заказ: грибная икра, суп-лапша, свиная котлета с гарниром из…
— Котлета? Свиная? — ужаснулась Таисья Матвеевна, прервав Зину. — Да вы что, убить меня хотите? Я их никогда не ем и не заказываю. Видимо, кто-то подшутил надо мной, не в ту графу палочку поставил.
И она зло посмотрела на Людмилу.
— Сами записывали, — ответила Людмила. — Вспомните, как опрашивали нас. Еще Кирик сказал, котлета-то свиная, жирная, как бы чего не стряслось. А вы говорили: жир для организма тоже нужен, врачи рекомендуют… Вот Кирик подтвердит.
Но Кирик будто не слышал, с аппетитом ел грибную икру, не отрывая глаз от тарелки.
— Чем заменить закуску? — спросила Зина. — Может, яичко скушаете?
— Давай, — согласилась Таисья Матвеевна, опять зло поглядев на Людмилу. Но Людмила, как и Кирик, увлеклась закуской, и Таисья Матвеевна успокоилась. Но плохо она знала Людмилу.
— А вчера кто-то говорил, что яйца кушать вредно, в них много холестерина, он на стенках сосудов отлагается, — не проговорила, а пропела Людмила. — Об этом в журнале «Здоровье» написано, а ему надо верить.
Таисья Матвеевна насупилась и на это раз ничего не ответила. Зато не выдержала Ольга, сказала Людмиле:
— Перестань! Как тебе только хочется!
Людмила заметила, как благодарно взглянула Таисья Матвеевна на Ольгу, и вдруг прыснула, зажав рот ладошкой, затряслась от душившего ее смеха, и не понять было, не то она смеется, а может, и плачет.
Кирик настороженно глядел на нее:
— Вам плохо?
Людмила отняла руки от лица, стала серьезной.
— Все в порядке, — ответила она.
За столом установилось неловкое молчание: чувствовалась какая-то скованность, напряженность, в отношениях между сидящими людьми.
Особенно переживала эту отчужденность Ольга, обвиняя Людмилу за несдержанность характера. Ей лично не было дела до Таисьи Матвеевны, до ее капризов, — всяк человек по-своему странен, надо ли на это обращать внимание, пусть кичится своими болезнями, это никого не унижает, кроме нее.
Она посмотрела через ряд от себя, на стол у окна: серый человек, — это она прозвала его серым за серый костюм, за серое, всегда хмурое, озабоченное лицо, — сидел по-прежнему одиноко, хотя его соседями были три веселые женщины, и до Ольги долетал их постоянный смех и крикливые разговоры. А он сидел отрешенно и, казалось, не видел и не слышал, что творится за столом. Приходил в столовую позже своих веселых соседок, и уходил раньше, торопливо завершив еду. Вот и сейчас, поднялся, осторожно вышел из-за стола, придвинув стул, и пошел к выходу. Было в его худощавом лице, в невысокой, плоской фигуре что-то печальное, невысказанное, — оно не могло заставить Ольгу остаться безучастной. «Что с ним? — думала она. — Почему такой безжизненный?» Трижды в день — только в столовой — она видела этого серого человека, и ни разу не встретила на скамье в аллеях санатория, или на площадке игр и развлечений, как громко именовался асфальтовый «пятачок» в глубине парка, окруженный деревянными скамьями…