Они уже подходили к жилому корпусу.
— И хоть бы что болело у этой Таисьи!
— У тебя тоже ничего не болит.
— А я на болезни и не жалуюсь, врачам не надоедаю, — ответила Людмила. — Я отдыхать сюда приехала.
3
После полдника они готовились пойти на «пятачок», — единственное место, не считая кино, где можно без тоски провести вечер. В клубе на киносеансах душно, и они предпочитали «пятачок», затейницу Машу с ее хороводами, непритязательные игры — хоть с грубыми, но смешными финалами.
Ольга видела, Людмиле игры доставляли истинное удовольствие: являясь постоянным участником всех выдумок Маши, она жила ими, находила наслаждение в этом, стремилась быть на виду. Ольга не могла понять страсти Людмилы, смотрела издали на проделки подруги, сидя в уголке, за спинами других, — ей тоже была приятна неутолимая людская потребность в шутке, в смехе, и она поддавалась общему веселью, забываясь на время.
Вот и сейчас, собираясь на «пятачок», Людмила крутилась перед зеркалом шифоньера, опять что-то сооружала на голове, цепляла на шею желтые бусы, брызгалась духами. Вечернее платье в крупных цветах спускалось до лаковых туфель, и Ольга с завистью глядела на подругу: ей, Ольге, медсестре детского сада, вряд ли будут когда-нибудь доступны такие платья или золотые серьги… Хотя и без них, ах, как хороша была Людмила! И бедра, и грудь, и лебединая шея — все, казалось, создано для того, чтобы любоваться. И только нос, похожий на перезревшую грушу, портил ее: он казался чужим, грубо прилепленным к ее матово-бледному лицу.
— Это у меня от отца, — шутила над собой Людмила. — В остальном я вся в мать, а носик — папин… Я его и мажу и пудрю — никак не спрячу, он всегда впереди меня, первым представляется при знакомстве… Ну-ка, посмотри, как он теперь, — она повернулась к Ольге, — не кажется портящим лицо?
— По-моему, нос как нос, — уклончиво ответила Ольга. — Симпатичный нос… уважительный.
Людмила расхохоталась:
— Ох, и хитрюга ты! Нашла тоже: уважительный. А сама думаешь: у Люды на носу мухи ели колбасу.
— Зачем ты так обо мне? — обиделась Ольга.
— Ладно, не буду, — легко согласилась Людмила. — Муж тоже говорит: я тебя за нос полюбил, такого носа ни у одной женщины нет. Ты — одна, единственная…
И Людмила опять расхохоталась, похлопала себя по щекам, покрутилась перед зеркалом, глядя на себя через плечо.
— Кажется, я готова, — заключила она.
Сергей поджидал их у подъезда корпуса. Ольга не могла не заметить, как элегантно выглядел Сергей в светлом, хорошо отутюженном костюме, в голубой рубашке, так шедшей к его смуглому, чуть полноватому лицу. И необычная гордость вдруг накатила на нее: видимо, чего-то и она стоит, если такой мужчина дожидается ее у крыльца. Сердце сладко защемило от предчувствия того, что произойдет сегодня: она услышит от Сергея что-то такое, что должно изменить ее судьбу, ее одинокую жизнь.
Уже призывно гремел голос Маши, усиленный мегафоном, уже захлебывались саксофоны в репродукторе на столбе, когда они подошли к «пятачку» и заняли места на скамье.
Но это не устраивало Людмилу:
— Так и будем сидеть? Пошли, устроим детский крик на лужайке. — И увидев кислую улыбку Ольги, сказала с презрением:
— Эх, вы, увальни!
И пошла в круг, где уже расставлялись табуретки, сыпались из корзины разноцветные шарики.
Ольга сидела притихшая, глядела, но не видела, что происходило на «пятачке», отдавшись ощущению — пугающему ее и вместе с тем неожиданно желанному — сближения с Сергеем. Все трепетало в ней, пело о том, что она любима. И ответное чувство ширилось в ней, росло, искало выхода. Даже не заметила, кто-то подсел рядом, что-то спросил, она лишь отодвинулась от него, прижалась доверчиво к Сергею.
Сергей, наклонившись, шепнул ей на ухо. Она не разобрала, подняла голову, увидела его нетерпеливые глаза, и скорее поняла, чем услышала: «Пойдем отсюда».
Зажглись фонари на столбах; в аллее, где они шли, было светло и людно.
— Не выношу я этого усатого армянина! Смотрю не отводит от вас глаз… Знакомый, что ли?
— Не знаю, не заметила.
— А чего он подсел? Разве не видит рядом меня?
Ольга пожала плечами. В самом деле, она не раз встречала смуглого усатого мужчину, который иногда заговаривал с ней, но она не задерживалась, что-то отвечала и уходила, забывала о нем.